Ёра, позвал Малой, выдь-ка на улицу.
Ёра жил с матерью вдвоём. Отца у него не было совсем, дед с бабкой помёрли. И жилось им нелегко. Общество, конечно, помогало, но всё же вид что у Ёры, что у его матери был потрёпанный. Мать его нанималась на работы, с утра до ночи помогала по хозяйству людям, за что и получала кусочек от того хозяйства, которого едва хватало. Сына Мамалыха жалела. Соседи советовали Ёру приставить к какому-нибудь делу, но Мамалыхе, казалось, что он ещё мал. Поэтому большую часть дня он был предоставлен сам себе, пытаясь приспособиться к своему хозяйству самостоятельно, в виду отсутствия должного руководства. Отец Малого, Ивар, заботился по-соседски и по-родственному о Ёре, ребята ровесники дружили.
Ты что делаешь?
Ничо. А ты куда направляешься?
Малой объяснил.
Пойдёшь со мной?
А чо не пойти, пойду.
Ёра не стал долго собираться, подтянул портки повыше и пошли.
По дороге разговорились о Яшме. Ёра знал многое из жизни своих соплеменников, Малому оставалось только слушать и мотать на ус.
Дед Яшма, знамо дело, заключил договор с лешим. У пастухов завсегда так. И теперь леший за скотиной доглядает. А Яшма так, для виду. А леший сидит у него на посохе. Или на кнуте. А Яшма знай себе отдыхает. Видел сколько раз, как Яшма спит, а коровы сами по себе пасутся. Да только не сами по себе, их леший пасёт. А за это Яшма не должен ягоду лесную рвать, грибы ай орехи. И ещё не должен ни с кем за руку здороваться. Вот ты видел, чтобы Яшма с кем за руку здоровался? Вот то-то. А ещё, помнишь, у Кривого корова пропала? Так Яшма сказал, что он её лешему отдал. А что? Кажный год положены лешему подарки.
Да,
батька смеялся, что в эту весну уже был подарок. А у Кривого не в очередь отдали.
Ну, не знаю. А ты видел, какой на нём пояс?
Малой смутно вспомнил и впрямь необычный пояс, со сложным непонятным рисунком.
У-у-у, тот пояс заговорённый. Волк, ай медведь к примеру, выйдет из лесу, увидит стадо, а ему будут видеться не коровы и телята, а большие и малые камни. Он и повернёт назад в тёмный лес. Яшма ослабит свой пояс, и коровы разойдутся подале, затянет потуже, и они соберутся вокруг него.
Ребята вышли из ограды. Вниз к Русе бежали несколько тропинок.
Скупнуться бы, пробормотал Малой, глядя на сверкающую заманчивую ленту реки.
Ага, скупнись, русалки тебя живо на дно утянут.
Лана батька отпустил.
Может, он какой особый заговор знает?
Не знаю. Ладно, пошли.
Ребята свернули направо. Там начинались пашни. Кое-где ещё пахали, но большая часть полос и межей уже лежала серым покрывалом, готовая принять семя. Дети прошагали мимо полей. Мысли вновь вернулись к деду Яшме.
А всё-таки хорошо, что он тогда нам указал, где слюда лежала. Ты свой кусок куда дел?
Да ещё никуда. А ты куда?
Я батьке отдал. Ох, он и обрадовался, говорит, что такой ему как раз и нужен был.
Да? А зачем?
Сказал, что окно красное в городе видел из слюды. Теперь попробует и в хате сделать.
Может, и мой кусок твоему батьке отдать? Мне он кабыть без надобности. Я окна делать не умею.
Хочешь отдай.
Ребята замолчали. Вдалеке показалось стадо. Яшмы пока нигде не было видно. Но теперь лучше замолчать. Кто знает, какие у них уши, у этих колдунов. Они, небось, на много вёрст вокруг слышат.
9
Проверяя готов ли хлеб, она вынула один каравай и постучала костяшками пальцев снизу, старательно прислушиваясь, но нужного звука не получилось. Опять Лан будет кривиться, что хлеб кисловат. Или сыроват? Пусть ещё немного посидит в печи, решила она.
А между тем ей давно уже чудились странные удары, или стук. Но они не сразу вошли в её сознание. Лишь, когда она в которой раз спустилась в подклеть, удары в дверь со стороны погреба словно разбудили её. Она вздрогнула и очнулась от своих мыслей. Прислушалась. Тишина. Может, показалось? Она тихонько подошла к двери погреба, осмотрела её. Дверь закрыта на вертушку, значит в погребе не должно быть никого. Домовой балует? Но тятенька сказал, что ей верить в домового и прочую нечисть не следует. Хотя, как не следует, если они существуют. Об этом все говорят. Не могут же все ошибаться? И тут она вновь услышала вкрадчивый негромкий стук. Василиса едва сдержала визг. Она почувствовала как по спине побежали мурашки, а это верный признак присутствия домового. Пятясь задом и стараясь делать это неслышно, выскользнула из подклети и рванула во двор к отцу, от возбуждения забыв все свои горести.
Тятенька! Василиса схватила за рубаху отца.
Недовольный Ивар повернулся к дочери, но, увидев её перепуганную и дрожащую, почувствовал, как раздражение тут же уступило место страху за дочь.
Что? Ивар был готов на этот раз защитить Василису от кого бы то не было.
Домовой!
Теперь у Ивара глаза стали круглыми от изумления. Немного погодя изумление сменилось неприятным сомнением, уж не стала его дочь, от всех неприятностей последнего времени терять ум.
В подклети. Стучится в погребе, у Василисы стучали зубы, и так чудно. Тук-тук, и перестанет. Пошли, тятя, Василиса, как маленькая потянула отца за рукав.
Ивар пошёл было. Потом засомневался, уж больно девка напугана. Страх частично перекинулся и на него. Вернулся, взял топор. Кто там может стучаться в погребе?