Монастырь остался в прошлом.
Итак. Твое имя, говорю я между укусами. Твои родители действительно назвали тебя Волком?
Он качает головой, не отрывая взгляда от огня.
Я не знал своих родителей.
Ну кто-то же назвал тебя.
Он перекладывает недоеденное яблоко из одной руки в другую, пока в его глазах мелькают воспоминания. Я не ожидаю, что он откроет мне чертоги своего разума, поэтому для меня становится шоком, когда он говорит, запинаясь:
Был один вор. Джоки. Он присматривал за мной, когда я был мальчишкой. Он устраивал уличные бои. В Дюрене детям не разрешают драться за деньги, но это все равно происходит.
Я поднимаю брови. Ситуация кажется деликатной, словно любое резкое движение заставит Вульфа замереть, как пугливого кролика.
Мне жаль это слышать.
Он смотрит на меня странно, как будто никогда раньше никто ему не сочувствовал. Затем он прочищает горло.
Лорд Райан увидел меня в одном из боев, устроенных Джоки. Он решил, что поцелованный богом боец примерно его возраста будет хорошим спарринг-партнером, и его отец, лорд Берольт, разрешил мне тренироваться в академии Золотых Стражей. Это частная армия Валверэй. Они дали мне фамилию Блейдборн4, а позже, когда решили, что мои навыки больше подходят для охоты, сменили ее на Боуборн.
А твое первое имя?
Райан стал называть меня так за мою способность выслеживать волков.
Я откусываю последний кусочек яблочной мякоти от сердцевины и мягко спрашиваю:
А как тебя зовут на самом деле?
Его голова дергается в сторону, он мгновенно качает головой. Он не хочет говорить.
Расскажи мне? Я проглатываю последний кусочек яблока. Пожалуйста?
Его тело вздрагивает при этом слове так же сильно, как если бы я дала ему пощечину. Теперь я могу сказать, что добрые слова заставляют его чувствовать себя некомфортно. Они поднимают его стены так же быстро, как если бы я достала нож. Он швыряет яблочную сердцевину вглубь леса, и я уверена, что до конца ночи он не скажет ни единого слова, кроме необходимых указаний.
Но он тихо бормочет:
Ба́стен.
Он выталкивает это слово будто с усилием, словно его язык не произносил его уже много лет. Затем вскакивает, как будто ему стыдно, и начинает копаться в мешке. Вокруг нас раздается стук падающих желудей, сбиваемых ветром.
Бастен, повторяю я про себя. Что-то в этом моменте меняет мое отношение к нему. Теперь я вижу поцелованного богом мальчика, никому не нужного и живущего на улице, благословленного и проклятого одновременно. Черт, это не так уж сильно отличается от того, как росла я, только вместо боевой арены я была заключена в монастырские стены.
Тебе идет, говорю я ободряюще.
Он фыркает.
Бастен Бастард ты права.
Я не это имела в виду.
Между нами воцаряется молчание, солнце опускается за горизонт. Звезды начинают по одной появляться над головой, словно не желая затмевать друг друга. Мы заканчиваем есть, и я отношу сердцевину яблока Мист, чтобы она могла насладиться последним кусочком.
Он назвал мне свое настоящее имя, говорю я ей.
Неважно. Я все равно ему не доверяю. Она насмешливо фыркает в сторону Вульфа, а затем доедает яблоко. Но яблоко помогает.
Вульф достает из мешка сложенное одеяло. Я вижу, что он напряжен, когда подходит ко мне, а затем бесцеремонно швыряет его на мои колени, будто это какая-то грязная тряпка. Но на самом деле
это роскошная, мягкая шерсть, которой, похоже, никогда не пользовались, такая же тонкая, как покрывала в поместье моего отца.
Ночь за ночью я спала на твердой земле. А теперь он дарит мне одеяло?
Я озадаченно смотрю на него.
Зачем это?
Надоело слушать, как ты дрожишь всю ночь. Это мешает мне спать. Когда я все еще смотрю на него в недоумении, он ворчит: Возьми. Это приказ.
Развернуть одеяло со связанными запястьями не самая простая задача, и после моих нескольких неудачных попыток натянуть его на ноги, он нетерпеливо вздыхает и приседает.
Позволь мне.
Его руки быстро расправляют одеяло на моем теле. Он оборачивает его вокруг моей спины и подворачивает спереди, чтобы подоткнуть под мои связанные руки. Словно укутывая ребенка, он поглаживает мои плечи.
Вот так, маленькая фиалка. Может быть теперь я смогу поспать, черт возьми.
Несмотря на все свое ворчание, он не отстраняется. Он остается достаточно близко, чтобы я могла разглядеть щетину на его челюсти, маленький шрам над левым глазом, который я раньше не замечала. Он действительно великолепен, как сами боги, так изысканно изображенные в Книге бессмертных. Все, чего ему не хватает, это заостренных ушей и светящихся узоров. Сколько раз я перелистывала эту книгу, вздыхая над портретами Вэйла, Вудикса и Артайна в откровенных нарядах?
Сердце заходится в груди, и я проклинаю свое предательское тело, зная, что Вульф слышит каждый удар моего сердца. Что еще он может почувствовать во мне благодаря своему дару? Пахнет ли мой пот по-другому, когда я думаю о нем? Чувствует ли он мое учащенное дыхание на своей коже?
Его шершавая ладонь обхватывает мою челюсть, мягко поворачивая мою голову к себе. Это движение настолько смелое, что я теряю дар речи. Он никогда раньше не прикасался ко мне, разве что для того, чтобы принудить меня что-то сделать. Его глаза опускаются к моим губам. Я никогда раньше не видела такой взгляд темный, сверкающий, голодный.