Сэр Фредерик шагнул к решетке. Шелковые домашние туфли выделялись кроваво-красным пятном на фоне ковра.
Не можете же вы ожидать, что ни в чем не повинный человек подвергнется тяжелому испытанию судом, в то время как все это дело можно легко уладить?
Ни в чем не повинный? По вашему собственному признанию, это далеко не так.
Ужасно выглядите. Еще один шаг к решетке. Вам бы следовало выпить, офицер. Если найдете гостеприимного хозяина.
Гарри налил бы ему. И наливал. В последний день рождения брата Каллум водил его по пабам до тех пор, пока он, обычно спокойный, не развеселился до такой степени, что вскочил на стол и завел пьяную песню.
Каллум сорвал с головы шляпу и стал немилосердно мять поля, только чтобы не взорваться.
Вы не ускользнете от суда. Я позабочусь, чтобы вы сидели на скамье подсудимых за все причиненное зло.
Ничего не выйдет, добродушно улыбнулся сэр Фредерик. Я уеду в Нортумберленд, а вы вернетесь к своей работе: опять приметесь нарушать покой добрых жителей Лондона.
Ловить негодяев, буркнул Дженкс.
Ему было что добавить, просто не находилось слов, и Каллум, прищурившись, отступил на шаг. Еще на шаг, потом еще, не сводя глаз с сэра Фредерика, словно хотел удержать его в камере.
Как только камера потерялась среди рядов себе подобных, и баронет уже не мог его видеть, Каллум круто развернулся и пустился бежать, не обращая внимания на шум и издевательские вопли удивленных узников и даже недоуменные восхищения охранника, впускавшего его в тюрьму.
Пролетев мимо череды камер, Дженкс вырвался из ворот тюрьмы и помчался по улицам на юг, завернул за угол оживленной Флит-стрит, достиг Стрэнда, но и там не остановился, а на бегу стал проталкиваться через толкучку, петляя между транспортом и пешеходами, соскакивал с тротуара на мостовую и обратно, когда видел просвет между экипажам.
Мчаться, мчаться, пока горящие легкие не напомнят, что он еще жив, пока не отяжелеют ноги в сапогах, напомнив, что пока еще ходит по земле. Бежал он ради Гарри и, буквально ворвавшись на Друри-лейн, пропыхтел последний отрезок знакомой дорожки, ведущей к магистратскому суду на Боу-стрит: мозгу и совести Ковент-Гардена и всего, что находилось за ним, поскольку заседавшие здесь полицейские расследовали дела и наказывали разоблаченных преступников.
Каллум распахнул дверь здания и оглядел знакомый зал суда. Перила, столы, сиденья. Коллеги, допрашивающие свидетелей. Мелкие преступники, протестующие против задержания. И на самом верху скамья магистрата. За ней виднелась открытая дверь тесного кабинета. Каллум прошел мимо сослуживцев, едва передвигая уставшие ноги, и окликнул:
Фокс!
Силы вдруг оставили его, и он согнулся, чтобы отдышаться, а к тому времени как выпрямился, главный магистрат вышел из-за стола и подошел к нему. Огастес Фокс сильный, крепкий и невероятно осмотрительный, с седеющими волосами, траурно-черными бровями и голосом, не допускавшим возражений, был чуть выше Каллума, сейчас стоял, чуть согнувшись.
Дженкс! Его обычно звучный голос сейчас прозвучал глухо. Значит, вы уже слышали?
Я только из Ньюгейта. Кажется, ему не хватало воздуха. Процесс сэра Фредерика Он сказал
Дело закрыто. Мне очень жаль Магистрат положил тяжелую руку Каллуму на плечо. У него влиятельные друзья, а у нас недостаточно доказательств. Мы больше не можем держать его под арестом.
Но он сам утверждал, что убитый участвовал в ограблении монетного двора
Таким образом он пытался сохранить лицо. У нас есть на кого возложить вину, а он
выйдет из тюрьмы.
Каллум стряхнул руку магистрата:
Вы же знаете, что все это ложь!
Я ничего не могу знать без доказательств. И вы тоже. Фокс выпрямился и, блеснув голубыми глазами, в упор посмотрел на Каллума. Простите меня, Дженкс, но нам придется его отпустить.
И как он может допустить это? Или просто должен забыть, что его брат убит? И что преступник выйдет на свободу?
Принимайтесь за новое дело, посоветовал Фокс. Позаботьтесь о том, чтобы правосудие торжествовало как можно чаще. Опять присмотревшись к Дженксу, магистрат выдавил улыбку: Нашу подругу Джейни в очередной раз обвинили в воровстве. Может, вам поговорить с ней? Посидите несколько минут, отдышитесь.
Да, кивнул Каллум, верно. Конечно.
Подождав, пока Фокс отвернется, он вышел из здания суда. Нет, он не станет говорить с Джейни, карманницей и полицейским осведомителем, которую приводили в суд раз в неделю. Нет, он не станет ждать, пока освободят сэра Фредерика! Нет, нет и нет!
И все же, как он устал и телом и духом
Дженкс прислонился к шершавой каменной стене и закрыл глаза. Он устал от богатых, плативших за то, чтобы скрыть правду; устал отказываться от дел, вопросов, на которые не было ответов, нераскрытых смертей; устал видеть, как перехватывают руку правосудия, как наказывают бедняков, а богачи остаются безнаказанными.
Взбешенный, Каллум пнул стену, добавив еще одну царапину на мыске и без того поношенного сапога.
Черт! Черт! Будь все они прокляты! И будь он сам проклят за то, что позволил надеть на себя наручники, как преступник, за то, что не сумел помочь, сделать то, что правильно: не позволить вору улизнуть!