Как уже понятно, Бобров на этот раз взял с собой Апи. Ну, это он так считал. Честно говоря, Апи его достала. Она выучилась ездить верхом, она навскидку стреляла из тяжелого карабина. Она даже продемонстрировала Боброву промывку алмазов. Теоретически, конечно. Бобров, в конце концов, вынужден был ее взять. И ни разу об этом не пожалел. Никогда Бобров еще не путешествовал с таким комфортом.
Апи считала, что ее возлюбленный должен быть всегда сыт, согрет и защищен. А еще она считала, что именно она может и должна это сделать и сочла, что поход это лучший случай для реализации задуманного, занявшись этим на первом же привале. Приготовленный ею ужин был принят благосклонно, но когда Апи предложила себя в качестве полноценной боевой единицы для несения ночного дежурства, ее подняли на смех. У древних в ратных делах гендерное равенство как-то отсутствовало (может и правильно). А вооруженное ночное дежурство приравнивалось к ратному делу. Бобров, конечно же, за жену заступился и напомнил насмешникам, как они сами совсем недавно не знали, что делать с правильной стороны от мушки. Самолюбие Апи, тем не менее, сильно пострадало.
Однако, Апи не стала поддаваться унынию. Если не сложилось защитить мужа в коллективе, она будет защищать его индивидуально. Тем более это можно было совместить с понятием «согреть». А надо сказать, что Апи очень своеобразно трактовала выражение «спать с мужем». Своеобразная трактовка ни в коей мере не касалась межполовых отношений. С сексом у Апи было все в порядке. А вот потом
Если Златка, как наверно и большинство женщин во сне, инстинктивно старалась свернуться калачиком и насколько это возможно спрятаться в объятиях своего мужчины, который просто обязан по своей мужской сути и согреть и защитить, то Апи поступала ровным счетом наоборот.
В одну из первых ночей Бобров, тогда уже второй раз молодожен, проснулся под утро от непривычного ощущения. Он прислушался к себе и понял, что ему очень хорошо и тепло. А надо сказать, что Вован тогда в целях экономии дров и в связи с тем, что они все-таки шли на юг, где и так тепло, перестал отапливать каюты, и по ночам было довольно прохладно. Златка же, несмотря на свой рост, как-то ухитрилась устроиться у Боброва подмышкой и прекрасно себя сознавала. Тем более, что и покрывало, по идее должное укрывать всех, непонятным образом оказывалось на ней. А тут Бобров почувствовал себя согретым с двух сторон и, повернув голову, увидел в сумраке Апи, прильнувшую к нему, вытянувшись во весь свой рост. Получилось так, что Бобров оказался прикрыт ее телом с правого бока почти весь (ну докуда Апи смогла достать). Спина и попа у нее были в мурашках, но Апи самоотверженно терпела ради того, чтобы мужу было тепло.
Бобров тогда умилился и принялся восстанавливать справедливость, как он ее понимал. Он стянул покрывало с заворчавшей Златки и набросил край его на Апи, повернув ее спиной к себе. Его
городка не веселила спутников своими выходками. Она, правда, изредка посматривала на Боброва, но тот делал непроницаемое лицо и Апи со вздохом отказывалась от задуманного. Так и дошли.
С появлением Апи в городке, жизнь в нем резко изменилась. Особенно это стало заметно по Сереге. С одной стороны, ему очень хотелось похвастаться перед Бобровым своими достижениями в организации и оснащении производства, что буквально в несколько раз увеличило выработку. А с другой, наличие живой непосредственной Апи и к тому же безудержно красивой, напоминало ему о Дригисе, и Серега, проведший в Кимберли несколько месяцев, представляя себе полумесячный путь до Новгорода, тихо сатанел. И не преминул воспользоваться подвернувшимся поводом, чтобы удрать.
Впрочем, Бобров, понимая его, ничуть не осуждал. Мало того, заметив взгляды окружающих, каковые они бросали на Апи, когда думали, что Бобров не видит, он выступил с обращением к народу. В этой своей речи он заявил, что считает начальный период основания города завершенным и предлагает, в целях дальнейшего его развития, завезти в Кимберли женский контингент. Отныне все, имеющие жен, имеют право привезти их в город.
А как же не имеющие? раздался недоуменный возглас.
Так заведи себе жену, пожал плечами Бобров.
Вокруг засмеялись, а Бобров продолжил.
А теперь подумайте, куда вы привезете жен.
Ответом ему была озадаченная тишина.
Молодцы, сказал Бобров. Сами догадались. Значит, будем строить дома.
Жители Кимберли и не подозревали, что им приготовил хитроумный деспот, хотя твердо знали, что дом это камень, ну или, на крайний случай, дерево, как уже случилось в Кимберли. Но беда была в том, что камня, как это, к примеру, было в Херсонесе или в Милете, откуда были большинство поселенцев, здесь не просматривалось. Может, конечно, под окрестными холмами что-то и было, но поди угадай, под каким и на какой глубине. А дерево? В округе не было лесов. Так, рощицы. На начальные домишки еще кое-как наскребли. Поэтому и интересу поселенцев возник нешуточный. Проблема женщин как-то даже отошла на второй план.
А Бобров загадочно на этот счет помалкивал. Поутру, поучаствовав в разводе на работы, он седлал мулов и, взяв жену, при взгляде на которую местные ценители прищелкивали языками и закатывали глаза, уезжал в саванну. Возвращались они, как правило, к ужину. Часто с добычей. И все время перемазанные в земле.