К родственнику едем? спросил Хенрик, заглянув в окно кареты.
А к кому же ещё? ответил барон, и кони понесли карету по знакомым им мостовым к большому красивому дому купца и мастера кожевенных дел Дитмара Кёршнера.
Своим домом в городе барон так и не обзавёлся, он привык уже к дому своего родственника, где к его услугам всегда были богатые покои для гостей, которые нравились и баронессе. Сами Кёршнеры, и хозяин, и его жена Клара, всегда были радушны и гостеприимны. И крепко связало Кёршнеров с сеньором Эшбахта очаровательное существо, которому ещё не исполнилось и шести лет. Урсула Вильгельмина Кёршнер, мать которой была племянницей барона и умерла родами, теперь бегала по огромному дому так проворно, что няньки за нею не поспевали. Бойкий ребёнок рос, не зная запретов. Девочка была обожаема не только своим отцом, но бабушкой и дедушкой, да и сам барон её нежно любил. И прежде, чем заявиться к Кёршнерам, он заехал в пару лавок и купил для девочки самое дорогое платье, что только нашёл, и золотой кулончик. И только после этого поехал в гости.
Встречала его Клара Кёршнер, так как хозяина свалил приступ. Тучный Дитмар, один из богатейших, если не самый богатый человек Малена, страдал от злой болезни. Всё чаще он стал багроветь лицом и болеть головою. От того он тут же звал доктора, и тот, приходя, первым делом говорил ему о его излишней тучности, а потом пускал ему кровь, отчего купца болезнь отпускала, но после Кёршнер ещё лежал полдня, приходя в себя. Вот в такой день и приехал к ним в дом генерал. Потому и встречала его лишь хозяйка дома госпожа Клара да маленькая Урсула Вильгельмина.
Поцеловав руку хозяйке, он сразу взял на руки свою внучатую племянницу, и та бойко с ним заговорила:
Дедушка Иероним, вы были на войне?
На войне, дорогая моя, на войне, отвечал Волков, поднимаясь по лестнице. Говорил он с девочкой с таким удовольствием, что про хромоту свою позабыл.
А вы воевали с еретиками?
О, барон смеётся. Да вы всё знаете! С ними, с подлыми. С ними.
Все говорят, что вы их побили, продолжает девочка.
А как же, побил, конечно, побил. Со мною же был Господь, а с ними сатана! Как же могло быть иначе?
А подарки мне привезли? не унимается
внучка. Ну хоть какие-нибудь. Хоть маленькие.
Урсула Вильгельмина, упрекает её бабушка, что идёт рядом с ними. Неужели вам мало подарков, что вам дарит отец и ваш дедушка Дитмар?
Прекрасной даме, даже маленькой, всегда нужны подарки, старый солдат продолжает улыбаться.
Он в этом гостеприимном доме, с этим ребёнком на руках отдыхает сердцем. И радуется тому, что находится почти в трёх днях пути от двора и ласки герцога.
***
Госпожа Клара прекрасно знала привычки своего именитого гостя. И полчаса не прошло, как в его покоях была установлена ванна, которую быстро наполняли водой, а пока ванна наполнялась, сам барон нанёс визит хозяину дома, который принял его по-родственному, в постели.
Я готов вас порадовать, друг мой, усевшись напротив кровати купца, со стаканом в руке говорил барон. Мне удалось кое-что добыть в последнем деле. И я готов погасить все проценты по долгам за прошлый год.
Это и вправду была хорошая новость для Кёршнера, так как купец, по сути, выступал не только кредитором Волкова, но в некоторых случаях был ещё и его поручителем.
Ах, как это кстати, вздыхал ослабший от кровопускания Дитмар Кёршнер. А то на прошлой неделе эти мерзавцы Мёльдениц уже приходили Сидели тут Всё спрашивали, как у вас дела, нет ли от вас вестей Ещё всякое
Они, что, были грубы? сразу насторожился генерал.
О, нет, конечно отвечал его родственник. Кто же осмелится сейчас плохо говорить о вас после ваших новых побед Но всё равно Это их противное: «Слышно что-нибудь от генерала?».
Завтра же раздам все проценты; если вы не против, я поеду в вашу контору и приглашу их всех туда.
Конечно, конечно, друг мой, пользуйтесь, соглашался Кёршнер. Я распоряжусь Скажу моему управляющему, чтобы начал собирать ваших кредиторов на завтра. Прикажу ему приготовить хорошего вина и сыра к их приходу.
Да, кивнул Волков, пожалуй, собакам нужно бросить кость.
Мне бы самому всё организовать, морщится толстяк. Ах, как не вовремя меня скрутила эта болезнь.
Это потому, что вы упрямец, назидательно, по-родственному упрекает его барон, вам и врачи, и жена, и я, и даже Его Преосвященство наш епископ говорил, чтобы вы покончили уже со своим чревоугодием.
Ах, не говорите, дорогой родственник, сокрушается Кёршнер, сам всё понимаю, но ничего не могу с собой поделать, даже ночью голод одолевает меня. Проснусь и думаю: не встать ли, не пойти ли на кухню. Уже и одежду приходится перешивать. Словно бес какой во мне живёт. Оттого и страдаю он тяжко вздыхает. Надеюсь, я поправлюсь к балу.
К какому балу? интересуется Волков.
Ну как же теперь Кёршнер удивлён. А разве вы не к балу сюда приехали нынче? К весеннему балу. Старый граф, покойник, всегда давал в городе бал к первым дням апреля. В честь фамилии.
Так старый граф уже умер давно, после него ещё два графа были, и кто же теперь даёт бал? не понимает барон.