Люблю. Я люблю тебя. Я всегда буду тебя любить. Ты любовь всей моей жизни.
Мы храним это в секрете, глубоко внутри. Это то, что в обычных городах теряется первым, еще до прохождения Процедуры. Все эти раны и странности, эти осколки, которые мы носим в себе как уродливые подарки в ожидании того, кто был бы им рад.
Люблю. Мне все еще трудно произносить это слово, даже когда мы наедине, даже спустя все это время. Мы создали свой язык, язык прикосновений когда мы прижимаемся друг к другу или касаемся носами, целуясь. В эти моменты я зову его по имени его настоящему имени, которое дарит ощущение солнца, и солнечного света, поднимающего туман высоко над деревьями, и тумана, что устремляется ввысь, к небу.
Его тайное имя, которое принадлежит лишь мне и ему, лишь нам двоим.
Майкл.
Говорила ли я ей когда-нибудь, что люблю ее?
Не знаю.
Не могу вспомнить.
Я думаю об этом каждый день.
Прости меня.
Тошнота теперь постоянна. Она подкатывает к горлу, когда я думаю о ней; кислота поднимается от желудка, обжигая мне горло.
- Притормози, прошу я Тэка.
Меня выворачивает позади автомобиля, который, судя по его внешнему виду, уже давно не на ходу. Рядом небольшая аптека, ее голубой потрепанный навес пропитывает дождь. Темнеет вертикальная неоновая вывеска, гласящая «Консультации и диагностика», но маленький оранжевый знак все еще висит над заржавевшей дверью: «Открыто». Секунду я размышляю над тем, чтобы войти, выдумать какую-то историю, дабы достать еще один тест. Просто, чтобы быть уверенной. Но это слишком рискованно, а я должна сосредоточиться на Лине.
Я укрываюсь от дождя курткой и бегу обратно к фургону, чувствуя, что мне полегчало.
Сточные канавы полны мусора, поток воды несет с собой обрывки бумаги и одноразовые стаканчики прямо в канализацию. Я ненавижу город. Жаль, что я не могу быть сейчас вместе с остальными, там, на складе упаковывать вещи, пересчитывать людей, измерять припасы. Я хотела бы находиться где угодно, честное слово пробираться сквозь постоянно меняющиеся, вечно растущие Дебри; даже бороться со Стервятниками.
Где угодно лишь бы не в этом городе, с его серыми возвышающимися зданиями и бухтами, подпирающими небеса.
Не здесь, где все мы похожи на муравьев.
В фургоне пахнет плесенью, табаком и, странно, немножко арахисовым маслом. Я открываю окно.
- Что это с тобой? интересуется Тэк.
- Плохо стало. Я смотрю прямо перед собой, надеясь, что он не станет больше задавать вопросов. Меня тошнит по утрам уже две недели. Поначалу я думала, что это из-за стресса Лина попала в плен и все пошло наперекосяк. Ожидание. Наблюдение. Надежда, что ей удастся выбраться.
Терпение никогда не было моей сильной стороной.
- Ты выглядишь нездоровой, говорит Тэк. И добавляет: - Что происходит, Рэйвен? Ты..?
- Я в порядке. Просто сорвала к чертям желудок. Чертово вяленое мясо.
Тэк слегка расслабляется. Он перестает сжимать руль так, что костяшки его пальцев белеют, и напряжение на его лице пропадает. На меня накатывает чувство вины, гораздо худшее, нежели очередной приступ тошноты. Ложь это защита, сродни иглам дикобраза или когтям медведя. Жизнь в Дебрях сделала меня первоклассной лгуньей. Но я не люблю врать Тэку.
Он практически единственный, кто у меня остался.
- Она твоя?
Такими были первые слова Тэка, адресованные мне. Я до сих пор помню, каким он был тогда: еще более тощий, чем сейчас. С большими руками. Два кольца в носу. Глаза полузакрыты, но настороже как у ящерицы; волосы ниспадают на переносицу. Сидящий в углу изолятора: руки и ноги связаны, а лицо покрыто укусами комаров, испещрено кровоточащими царапинами.
Я провела в Дебрях всего месяц. Мне повезло, и я нашла
хоумстид примерно через шесть часов после того, как покинула Ярмут. По правде сказать, мне повезло дважды. Спустя неделю хоумстид переместился на юг Рочестера, в Нью-Хэмпшир. Слухи о Рейде на Дебри заставили всех понервничать. Я успела как раз вовремя.
Я должна была. Блу была едва жива, и я понятия не имела, как прокормить ее. Я бежала в панике, не разбирая пути, пытаясь спрятаться, скрыться без припасов, ничего не зная и даже не надеясь выжить. Моя обувь была тесной и оставляла кровавые волдыри размером с четвертак всего после нескольких часов ходьбы. Я не умела ориентироваться на местности. Я не следила за тем, куда иду. Ощутив жажду, я не смела остановиться у ручья, чтобы попить, потому что боялась, что заболею.
Идиотка. Если бы я не набрела тогда на хоумстид, я бы погибла. И она вместе со мной.
Малышка Блу.
С самого детства я не верила в Бога: еще с тех пор, когда увидела, как отец, схватив маму за волосы, с силой ударил ее лицом о кухонный стол. Я помнила ярко-красные брызги крови на линолеуме и то, как один из маминых зубов, белый и сияющий, заскользил по полу, точно игральная кость. Уже тогда я знала: никто не присматривает за нами сверху.
Но в свою первую ночь в Дебрях когда лес распахнулся, словно пасть, и я увидела неясные очертания огней в темноте, маленький ореол их сияния среди стены дождя, и услышала добрый голос Грэндма, укутывавшей одеялом мои плечи; когда Мари, которая только что во второй раз родила мертворожденного ребенка, взяла Блу на руки и приложила ее к груди, и тихо плакала, кормя ее; и я знала, что мы обе спасены в тот момент мне показалось, что я, всего на секунду, поверила в Бога.