Гораздо лучше гранёного стакана. Во-первых, вместительная. Во-вторых, граненый стакан прочно ассоциировался с ненавистным СССР.
Сделал знак Митьке.
Шампанское!
И указал глазами на ближайшую бутылку «Моэт и Шандон».
Митька взял бутылку, хлопнула пробка, поднялся над горлышком язычок тумана.
Дай мне! сказал Саша и протянул руку.
Взял и опрокинул в братину.
Вовремя понял, что выдуть целую бутылку «шампуня» папа не позволит ни за что, а пускать братину по кругу, во-первых, против традиций, а во-вторых, у Никсы вообще-то туберкулёз, хоть и кожный, хоть и в ремиссии.
И Саша остановился на полбутылки.
Шампанское обрело толстое облако пены и чудно пахло.
Саша поднес братину к губам и начал пить.
Где ты это видел? поинтересовался папа. Не много ли?
Но не остановил.
Саша покончил с шампанским, аристократично взял награды большим и указательным пальцами, решив, что вылавливать их зубами слишком брутально для присутствующей публики.
И поцеловал звезду и крест.
Во сне, наконец сказал он. Есть такой обычай.
И вернул звезду на грудь, а крест на орденскую ленту и на шею.
Шут гороховый! сказал папа.
А, по-моему, неплохо, возразил Никса.
Тебе бы только перечить, вздохнул царь.
Это я для храбрости, объяснил Саша. Папа́, дело в том, что мы сейчас на одного Якова Ивановича извели плесень из пяти лабораторий: Петергоф, Киев, Москва, Первый кадетский и Константиновский дворец.
Московская пропала, заметил Склифосовский.
Совершенно верно, кивнул Саша. Московскую сгубили, потому что не знали, что фильтрат портится за несколько часов. Теперь знаем. Но я не могу утверждать, что мы знаем про неё всё. Может быть, это не последняя пропавшая партия.
Теперь есть ещё Сухопутный госпиталь, заметил Пирогов.
Да, Николай Иванович, сказал Саша. Ваша помощь совершенно неоценима. И, к сожалению, до сих пор не оценена.
Николай Иванович, обратился к хирургу папа́.
Пирогов встал.
Ты награждён орденом Святой Анны первой степени, провозгласил царь. Указ уже готов.
Благодарю, государь, с достоинством сказал Пирогов и поклонился.
А крест? поинтересовался Саша. И звезда?
Выдаст Капитул Ордена.
Саша чуть не сказал: «ОК».
А Склифосовский? поинтересовался он. Одно выделение туберкулёзной бактерии чего стоит!
Анна третьей степени, сказал царь.
Это, которая в петлице? поинтересовался Саша.
Да, подтвердил папа́.
Это, кажется, было не то, чтобы круто. Но Склифосовский, вроде, был доволен, встал и поблагодарил государя.
Андрееву достался Станислав самой младшей третьей степени. Дворянство орден давал, но только личное.
И на этом царские милости кончились.
Саша встал.
Поздравляю всех, сказал он.
И поднял бокал с яблочным квасом, ибо лимит на шампанское был исчерпан.
За новых кавалеров!
Все выпили.
Саша сел и продолжил.
Папа́, я не договорил. Отлично, что теперь нашу плесень будут выращивать и в Сухопутном госпитале. Но даже, если мы при каждом госпитале заставим нашими плошками все подвалы, мы сможем спасти максимум одного человека в месяц. Как мы будет его выбирать? По жребию? По царской милости?
И что ты предлагаешь? спросил папа́.
Промышленное производство, ибо сфера применения нового лекарства огромна. Почти все инфекции, часть детских болезней, восстановление после ранений и травм. Нужно разработать метод промышленного производства. Мне представляется, что-то вроде пивного завода, где в огромных медных цилиндрах растёт наша плесень.
Не сейчас, сказал царь. Но казна, конечно, поучаствует.
Проблема не только в деньгах, сказал Саша. То, что мы сейчас колем Честно говоря, я каждый раз боюсь, что кто-нибудь умрёт. Это некая смесь, как действуют отдельные компоненты, вообще говоря, неизвестно, а состав непостоянен. Нам надо выделить
чистое вещество. Это должен быть белый кристаллический порошок, который надо будет растворять перед каждой инъекцией как я вижу. А для этого мне нужна команда химиков.
Думаю, Ходнев тебе сможет кого-то порекомендовать, предположил папа́.
То есть «добро» у меня есть?
Конечно.
27 декабря приехал победитель Шамиля, наместник Кавказа, генерал-фельдмаршал Барятинский. Собственно, фельдмаршалом царь сделал его 6 декабря, когда Саша занимался спасением Ростовцева и несколько выпал из политической повестки.
Барятинского принимали император с императрицей и ему представлялись все великие князья.
Во время развода Семёновского полка царь приказал взять на караул и прокричать «ура» в честь Барятинского, а потом его обнял.
В общем, новоиспечённого фельдмаршала чествовали, как человека, который смог закончить кавказскую войну, в которой увязли по самые уши, и уже звучали голоса, что пора бы вообще оттуда свалить и перестать тратить миллионы на кавказскую армию. И тут-то Барятинский и пленил Шамиля.
А вечером был «урок танцев».
«Уроками танцев» назывались детские балы в Аничковом дворце у дяди Низи, то есть великого князя Николая Николаевича младшего брата царя.
У входа во дворец трубками Гейслера была сделана надпись: «С Рождеством Христовым», которая светилась нежно-сиреневым.
И Саша понял, что электростанция назрела.
У ворот было рассыпано конфетти и лежала в снегу пара развернутых в спирали мотков серпантина, видимо, кто-то начал праздновать. На безобразие угрюмо смотрел местный дворник.