Потом предстояло долгое восстановление и физиотерапия, спицы, стержни, какие-то штыри, болванки все внутри, все в теле, требовало заживления и моей к ним незамедлительной привычки. Их периодически доставали, меняли, «красили», шлифовали и на место заново вставляли. Всего уже и не припомню, если честно. Там шикарный был наркоз! Когда же все улеглось, вроде как из памяти ушло, даже забылось, я, падла, сильно охромел левая нога устала, встала, плюнула и на хер «вышла». Не то, что бы я, как этот американский доктор*, язвительная сволочь, саркастичный, слегка ущербный дегенерат, но на погоду, например, я самый настоящий гидрометцентр. Или что еще припомнить? Да по хер! Это все не важно, а вот то, что я больше не смог сдавать физо*, убило, растоптало «папу». Думаю, моему спасению в тот момент он уже был не рад.
Меня окончательно списали! С компенсацией естественно, у нас все четко, без обмана. Однако, сына самого полковника службы гражданской защиты, Прохорова Петра Андреевича, начальника Второй пожарной части, того классного парня, того мажористого пацана, того преемника, наследника, и истинную гордость рода, того Андрюху, Андрея, списали, как и «рядового Ваню», на хер; выпроводили на вынужденную пенсию по состоянию здоровья. Правда, с шикарным «выходным пособием» с правом ношения форменной одежды и «трам-пам-пам».
Я Прохоров Андрей Петрович! Я капитан службы гражданской защиты! Бывший пожарный! Сейчас Я Ох, падла! Стоять не в силах! Шатаюсь, как ужратый на хер. Не держит конечность, бастует, дает о себе знать козинец*.
Пап, привет, мобильный, как всегда, звонит некстати. Как дела?
Андрей, ты уже собрался? Ты где? За тобой заехать? по-моему, отец уже не в духе приветствие не сказал, зато вопросов от души подкинул.
Не стоит, встретимся там, на кладбище, подхожу к стулу и снимаю свой пиджак.
Там мерзкая погода. Сын?
Я понял, что сейчас стоит промолчать это осторожный вопрос по поводу моего здоровья. С ним все в порядке, все, как всегда нога на месте, об этом прямо с самого утра нижняя конечность громко заявляет. Беглый взгляд на часы ах, ты ж! Декламирует о своем существовании уже, похоже, третий час. Закусываю нижнюю губу, жую и перевариваю. Я жду, непроизвольно глажу больную ногу, стараюсь в телефонную трубку громко не дышать. Не стоит демонстрировать свое больное состояние, напряжение разрывает вынужденную телефонную тишину. Он и так все знает. Зачем тогда спрашивает? Издевается или действительно о чем-то беспокоится? Крайнее вряд ли! У него на каждую жизненную неурядицу всегда заготовлен генеральный план!
Извини. Просто
Папа, все в порядке. Нога сегодня, как ни странно, не болит. До встречи у мамы?
Он резко оборвал звонок, а я спокойно вызов сбросил.
Медленно ковыляю через двор к своей машине:
Хэллоу, ребята, встрепенулись черти, я руку, как Фредди Меркьюри*, вверх задрал. Здорово, братья! Как дела? Как спалось, мои шаловливые раздолбаи?
Смеюсь и прохожу по узкой тропинке через строй четырех собачьих вольеров по две клетки с каждой стороны. К ушам подтягиваю плечи, задираю голову, при этом прикрываю глаза, по-детски жмурюсь дождь по роже резво барабанит. По-дебильному открытым ртом водяные капли на сытный завтрак собираю. Звонкий лай, скулеж и резкие прыжки на сетки. Всегда мне лохматые ребята рады! Банда собачьих отморозков, а я их Заводила, вожак их стаи. «Собаковед»! Один урод таким вот позывным от всей души назвал! Я на правду никогда не обижаюсь сам кого угодно могу правдиво наградить. Вот такие у меня теперь живые блохастые подчиненные. Что есть, то есть! Никуда божьих волосатых тварей не денешь. Они служить всегда
готовы!
Я иногда беру ведомственных собак на передержку. Если травмы, операции или еще какой-нибудь психологический демарш, укомплектовываю к себе без разговоров. Стараюсь этим не спекулировать двор-то не резиновый, да и жрут ребята, если честно, будь здоров. Я не бедный, не нищий, не голодранец, не жадоба Просто не хочу еще и к ним привязываться. Потом слишком трудно, с кровью, с мясом, от себя прижившиеся души отдирать.
Буду поздно. Не скучайте без меня. Всем спасибо, все большие молодцы, как иностранный агент-шпион оборачиваюсь, и тут же напутственное слово псам выдаю. Охранять мою усадьбу, ребята! Всех впускать, особенно на женский пол обращать внимание. Морда, сиськи, жопа дальше не смотреть, там я сам! Никого не выпускать с той же оговоркой! Как поняли, бойцы?
Жду хоть какого-то внимания. Естественно, как по команде разлетается на всю округу дружный «гав»! Прекрасно! С этими легко договориться. Миска со жратвой, вода, индивидуальная жилплощадь и чистая подстилка. За хорошую еду они мне даже бабу ссыщут. Хотя с этим я пока справляюсь сам. В поддержке или советах животнорылых не нуждаюсь. Однако их же вроде не обманешь. Может, стоит положиться на это народное поверье?
Пока я полагаюсь на стоящий член! И регулярно сплю с Ксюшей, но по определенным строго согласованным дням. Без обид! У нас с ней договорные встречи. Девочка не возражает, ей тоже для здоровья хорошо. Ей тридцать пять, мы с ней одногодки. Коллеги по службе, я у нее как будто бы начальник! И это никакая не ролевая игра. Я знаю и прекрасно понимаю, что Ксюшка очень хочет замуж. Но! Не за начальствующего же инвалида, в самом деле? Зачем ей навсегда неизлечимо хромающий муж? Она пыталась про любовь что-то сказать, я открылся и потребовал от нее встречной честности, что если вдруг мы этим чувством воспылаем, сразу же признаемся. Но это точно будет не по отношению друг к другу. Тогда Ксюша стала осторожно заикаться что-то о продолжении рода. Это было абсолютно зря! Об этом я не позволяю никому с собой разговаривать. Детей у меня уже не будет! Никогда! Так я женился на своей «работе», а на ней проклятой потенциальным родителям, как известно, не до маленьких детей!