Катя? это уже Алексей. Его хриплый от усталости голос режет воздух, как скальпель. Ты что, спишь на ногах?
Ага, выдавила я, чувствуя, как краснеют мои щёки. Мечтаю, чтобы нас всех усыпили до понедельника.
Он фыркнул, и я поймала себя на мысли: А что, если его смех это звук, который издает его диафрагма, когда я Стоп. Хватит. Сейчас девушка с физраствором заметит, что у меня расширены зрачки и учащен пульс, и отправит меня на ЭКГ.
Но мозг, подлец, не отключается. Вот он подходит ко мне за амбулаторной картой, и его рука на секунду касается моей. Кожа шершавая от антисептика, но тепло чувствуется даже сквозь перчатки Как ток низкого напряжения. Представь, если бы он снял перчатки. Если бы его пальцы те самые, что только что накладывали швы, провели по моей талии. Сначала легко. Потом сильнее. А я бы
Ой, всё! рявкнула Санитарка Таня, включая пылесос у моих ног. Картина рассыпалась, как глюкоза в воде. Алексей отошёл к раковине, а я упёрлась лбом в холодную стену. Сердце колотилось, как будто бежало марафонскую дистанцию с дефибриллятором на хвосте. Мне нужно охладиться. Сейчас. Прямо сейчас.
Эй, Кулёмина, окликнул он вдруг, не оборачиваясь. Ты измеряла давление у пациента в восьмой палате?
Сердце снова ёкнуло.
Ещё нет
Иди, померяй. Там вроде стабильно, но лучше пере...
Он замолчал, резко повернув голову. Взгляд упал на мою руку, ту самую, которой он только что коснулся. И вдруг в его глазах мелькнуло что-то... Острое? Голодное? Нет, наверное, это глюкоза наконец добралась до мозга.
В коридоре внезапно стало тихо. Даже пылесос Тани затих. Алексей подошёл ближе. На один шаг. Ещё на один. Его тень накрыла меня целиком.
Ты сегодня какая-то странная, тихо сказал он. Пустячок, а мурашки побежали по коже. Всё в порядке?
Нет, доктор, я схожу с ума от ваших рук и хочу, чтобы вы прижали меня к аппарату УЗИ, пока он не заскрипел от перегрузки.
Просто устала, выдавила я, сглотнув.
Он наклонился чуть ниже так близко, что я разглядела крошечный шрам над его бровью.
Потом, прошептал он, если доживём до утра Выпьем кофе?
Мир замер. Сосуды застыли в воздухе. Даже пейджер-чайка, орущий в кармане у Насти, замолчал.
Кофе?.. повторила я как дура.
Да. В смысле вместе, он поправил очки, что было чертовски мило. Если ты не против.
Моя внутренняя 18-летняя версия взвизгнула. Взрослая же версия сглотнула и с достоинством произнесла:
Я пью с тремя ложками сахара.
Он усмехнулся на этот раз открыто.
И ушёл, оставив меня в шоке, с прерывистым пульсом и внезапной уверенностью в том, что эта смена станет самой долгой в истории медицины. Потому что каждая клетка моего тела теперь считала секунды до утра, как пациент под капельницей до выписки. Кофе. Всего лишь кофе. Вот только в моём воображении он уже лился не в чашку, а на его грудь горячий, сладкий и
Кать! Настя встряхнула меня за плечо. Там бабушка в пятой палате орёт, что у неё мочевой катетер заговорённый!
Посреди кошмара светлая мысль: хоть у работницы морга фантазия попроще.
Он поймал мой взгляд я даже не успела отвести глаза. Как пациент под наркозом: полностью обездвижена, но внутри всё горит. Алексей повернулся ко мне, и улыбка его была точь-в-точь как в тех глупых ромкомах медленная, с полуприкрытыми веками, будто он только что проснулся на съёмочной площадке фильма про страсть. Искры? Да они тут же начали сыпаться, как конфетти из порвавшегося пакета. Ага, вот только вместо конфетти обугленные остатки моего здравого смысла.
Кать, держи, протянул он папку. Похоже, у парня в десятой палате аллергия на жизнь. Или на тебя. Судя по анализам, второе вероятнее.
Наши пальцы соприкоснулись. На миг. На атом секунды. Но этого хватило, чтобы у меня в груди случилось то же, что у пациентов с аритмией сердце замерло, словно получило команду «отбой»от мозга, который уже открыто перешёл на сторону противника. Его кожа тёплая, чуть шершавая от постоянного мытья рук будто оставила на моих фалангах отметины. Эти руки. Эти чёртовы руки. В голове всплывает картинка: его ладонь скользит по моему плечу, спускается к запястью, цепляется за пуговицу блузки Медленно. Как будто распутывает узлы на капельнице.
« Давай же, вымышленно шепчет он, у нас всего пять минут до вызова»
Кать, ты меня слышишь? реальный Алексей щёлкнул пальцами у меня перед носом, и я резко дёрнула головой.
Конечно! Аллергия на меня? Ха-ха, смешно, доктор
Алексей, поправил он, приподняв бровь. И да, смешно. Потому что у него просто ветрянка в тридцать лет. Только не говори, что ты тоже не болел
Ветрянка это святое, пробормотала я, чувствуя, как жар поднимается от шеи к вискам. Я в четырнадцать лет мазалась зелёнкой, как новогодняя ёлка.
Он рассмеялся громко, по-настоящему, и тут началось. Приборы замигали, Настя в другом конце коридора обернулась, а я я умирала. Потому что его смех делал то же, что и его голос: проникал под кожу, щекотал рёбра и таял где-то в районе поясницы. А потом бац! он шагнул ближе, его халат распахнулся, обнажив майку, прилипшую к прессу. Нет, это нечестно! Врачи не должны ходить с такими мышцами. Это нарушение трудового кодекса!