Новгород и землю новгородскую за великими князьями на веки вечные признают.
С чего это они добрые такие? повернулся ко мне Шемяка.
Ну, им теперь до Новгорода десять верст и все лесом, так чего бы не отказаться. А вот что они взамен захотят
Вестимо, продолжил Никифор, великим князьям противников круля ни в Литве, ни в Польше не прельщать.
Тут мы посмеялись втроем ага, нашли дураков. Мы, конечно, им дровишек подкинем, но поляки при их уже проявившихся склонностях вполне себя замучают сами.
Кто в Польше боле влияния имеет?
Никифор начал отвечать как по писаному:
Перво кардинал Стшемпинский.
Канцлер великий коронный Ян Концепольский. Ярема Оссолинский. С Казимиром его сторонники из Литвы приехали, Василий Острожский прозваньем Красный да Михал Кезгайло, сын каштеляна виленского.
А кто в Литве остался?
Братья Корибуты, Юрий князь Несвицкий да Василий князь Збаражский, маршалок великий Петр Монтигердович, но он стар вельми. А ежели кому прелестные письма слать, так боярину Радзивилу Остиковичу, маршалку надворному. Сей муж великого честолюбия, родом величается и даже на престол метил.
Если он родственник тому, про которого писал Сенкевич, то веселенькая семейка у Радзивиллов получается, прямо как наши Шуйские, не к ночи будь помянуты.
Ну вот и тот вопрос, ради которого я тащился в Смоленск подписываем мир с Казиком или нет? Так-то прибрать остатки Литвы куда как заманчиво, да нам бы сперва нахапанное переварить. А с другой стороны А с третьей
Решили подписываем. Пауза для приведения государства в приличное состояние, накопления казны и ресурсов. А чтобы полякам жизнь медом не казалась, формируем нашу «пятую колонну». Мы еще пообсуждали вероятных кандидатов в нее, а потом Никифор накинул свою рясу, взял суму и посох, перекосился и уковылял. И остались мы над пивом и рыбкой вдвоем.
Сейчас отужинаем, у меня поварня роскошный лагман делает.
Поварня? Стряпуха?
Не так сказал. На поварне. Мужик. Сам понимаешь, лагман сварить или там баню истопить женщины тоже могут, но не так.
Попробуем, попробуем. Ты, кстати, когда на Москву?
Так у тебя там жить негде, усмехнулся Дима.
Э, нет, братец! я поводил указательным пальцем. Достроили твой терем, еще прежде моего.
А Кремль? удивился Шемяка.
Стены со стороны торга полностью подняли, сейчас башни заканчивают. Стены вдоль Неглинки наполовину, а за москворецкую сторону еще не брались. Но все просевшие и оплывшие места поменяли. Случись чего, Кремль против прежнего куда сильней, а еще Спас-Андроник.
А зубцы на стенах какие?
Как положено, ласточкин хвост.
Сами додумались?
Не, я приказал. Нарисовал и мастерам отдал, хлебнул я малинового кваса.
И что, сразу так взяли и сделали? Они же все упрямые, как
Ага, но я схитрил. Сказал, что такие делают все, кто против папы.
Где-то я слышал историю, что характерный кремлевский зубец унаследован от итальянских гибеллинов, и этот довод сработал.
А предполье? не унимался Дима.
После пожара Торг сильно расширили, в Занеглименье запретил строить ближе полутораста саженей.
Шемяка прикинул и кивнул подходяще, будет куда бастионы вкарячить, когда до них дело дойдет.
Пока он там считал, заведя глаза к потолку, я придвинул принесенную с собой шкатулку, открыл и выдал ему золотой обруч с чеканкой, сапфирами и бирюзой в оправах. Над лобной частью играл веселыми бликами и пускал искры прозрачный граненый камень.
Брюлик? ахнул Дима.
Не, пока горный хрусталь. Алмазы точат, но пока хорошей игры не выходит.
Дима примерил обруч венец лег идеально, не промахнулись златокузнецы.
Хорош, хорош
Хочу с ним одну аферу провернуть, и я зашептал крестному брату на ухо, не доверяя даже проверенным стражам за дверью.
Дима ржал, как подорванный:
Вот же банкирское отродье!
Отсмеявшись, он налил себе из корчаги еще пива и отломил соленую рыбью спинку.
Эх, жаль, таранки или воблочки нет
Ничего, дойдем до Астрахани и Азова, будет!
Глава 4 Монастырь особого назначения
Вот и мотался Илюха от носа до хвоста своего, первого обоза, а на стоянках в городах сожидал второй и третий, и шел дальше с каким из них, до следующей стоянки. Пригляд за всему нужен разные шли людишки в караване, кто по доброй воле или как монахи, на подвиг духовный, а кто и в опалу или ссылку, избыть государеву кару.
Пока до Ростова доправились, многие неустройства наружу вылезли, так на то и рассчитано было в городе поправили и двинулись в Ярославль, где забрали загодя собранный припас.
С государевым наместником Иваном Гвоздем-Патрикеевым при встрече обнялись,
как старые знакомые.
Ты никак за старшего теперь? А где Чешок?
Помер Иван Данилович осенью, как первые морозы ударили, осенил себя знамением Гвоздь.
Упокой, Господи, душу раба Твоего Ивана, перекрестился вслед Илюха.
За ужином Патрикеев-младший рассказывал, как все три года обустраивали Ярославскую землю, превращая ее из княжества в наместничество, как судили-рядили, разбирали ябеды и жалобы, как, наконец, все сладилось и заработало.
Доходов вдвое от прежнего стало, людишки новые промыслы ищут, вотчинники тож на месте не сидят, многие в Троицу на тамошние поля смотреть нарочно ездили. Мнихи завели торговлю серой, вниз по Волге ходят