Захваченный непрошеными воспоминаниями, Крюков начал было вновь погружаться в сладкую дремоту, как вдруг рядом с изголовьем кровати скрипнули петли, и комнату наполнили запах пота и незнакомый мужской бас.
Ванька, подъем!
«Ванька» от этого возгласа подскочил на кровати, сел, прижавшись к стене, и начал разглядывать хозяйничающего в комнате незнакомца, который явно что-то искал. Был он высокого роста, широк в плечах, на вид около сорока лет или немного меньше; лицо слегка загорелое, с четко очерченными скулами и небольшими морщинками вокруг глаз и рта, придающими ему серьезный, но немного помятый вид. Одет он был в серые рабочие брюки, такую же рубашку и простые черные ботинки.
Кепку мою не находил? пошарившись вокруг, спросил он и повернулся к профессору. Ванька, а чего ты на меня так уставился, яко мертвеца увидал?
Но вопросы Крюков не услышал перед глазами мелькали недавние события: лекция, похищение, разговор с Мясником, удары Особенно удары.
Эй, Иван! повысил голос незнакомец. Я с кем разговариваю
А? Что?.. Мужчина, вы кто такой? помотав головой и отгоняя видения, спросил Крюков и быстро огляделся десятиметровая комнатушка была ему незнакома, а ее обстановку будто собирали по свалкам: узкая железная кровать со старым матрасом; слева, в углу, рядом с настенным зеркалом, напольная вешалка для одежды; в соседнем углу потрепанный шкаф; справа, у окна, в «ногах» кровати небольшая тумбочка со стоящей на ней керосиновой лампой; и там же стол с хаотично раскиданной на нем мелочевкой. Где я нахожусь?
Ну дает! ухмыльнулся незнакомец и позвал в открытую дверь: Анна Васильевна! Мать! Подь сюда и вызови лекаря меня сын не признал!
Конечно не признал, донесся сварливый женский голос, вчера приполз домой на бровях, весь грязный, вонючий, я замучилась брюки полночи отстирывать!
Так подь сюда, говорю! Может, хоть тебя узнает, а мне бежать пора. Проклятая работа сама себя не сделает, будь она неладна! И добавил уже в коридоре: Кепку мою не видала?
Андрюша, так она у тебя на голове, рассмеялась женщина.
Точно! Вот же растяпа.
Голоса смолкли, хлопнула входная дверь, а затем в комнату вошла бледная женщина средних лет с усталыми глазами. Ее темные густые волосы были собраны в пучок, тонкие губы сжались в презрении ко всему миру, а натруженные, мозолистые пальцы нервно теребили клубок шерстяных ниток. Одета женщина была в свободное длинное платье с многочисленными заплатками и фартук.
Проснулся наконец? спросила она, и нотки сварливости в голосе разыгрались с новой силой. Вставай давай, скоро на работу. Одежда в шкафу. Сегодня пойдешь в отцовских штанах, твои еще не высохли. Надо же было так извозиться, остолоп
Женщина вышла из комнаты, а Иван Андреевич так и остался сидеть в полном недоумении от происходящего. Кто эти люди? Где он находится? Куда делся Мясник? И почему ушедший мужчина называл себя его отцом?
Неужели привиделось? Причудилось все? Может, и не было никакого Усикова? Тем более и состояние сейчас действительно такое, будто я вчера задумчиво пробормотал профессор и ощупал лицо ни ссадин от ударов, ни отеков, ни шишек, ни-че-го. И тут его осенило: А-а-а, ну правильно! Я же вчера пошел День рождения отмечать! Видимо, перебрал, вот и померещился этот упырь. Пьяные бредни, так сказать. Галлюцинации. А я просто перебрал. Или нет?.. Да, точно, перебрал! И каким-то образом очутился в доме этих странных людей. А то, что меня «левый» мужик сыном назвал да черт его знает, что я вчера по пьяни творил, вообще ничего не помню. Может, у нас с ним какая-то ролевая игра. Главное, чтобы не интимная! ужаснулся профессор. Тьфу ты, какая срамота в голову лезет. С похмелья-то!
Он встал с кровати и, по указанию бледной женщины с усталыми глазами, протопал к шкафу, в котором висела и лежала мужская одежда: с полудюжины серых рубашек и штанов, несколько пар ботинок, ремень и единственная кепка. Не найдя взглядом своего костюма, Иван Андреевич протянул руку, чтобы
раздвинуть занимающие угол шкафа брюки и с недоумением уставился на свои пальцы. На свои молодые пальцы!
Что за ерунда?
Секунду он стоял в замешательстве, а после кинулся к зеркалу. Запнувшись за вешалку, уронил ее сначала на себя, затем, с громким шумом, на пол, услышал с кухни недовольный возглас женщины в фартуке и увидел наконец свое отражение. Точнее, не свое отражение!
Из зеркала на Крюкова смотрел некий юноша лет восемнадцати-двадцати, с яркими голубыми глазами и светлыми взъерошенными волосами, которые слегка завивались на концах.
Профессор, как зачарованный, провел ладонью по лицу, волосам, а затем, чувствуя под пальцами крепкие мышцы, осторожно ощупал свое молодое тело. Юноша в зеркале повторил каждое его движение.
Бессмыслица какая-то, прошептал Крюков, все еще не веря своим глазам. Как такое может быть?
Но впасть в размышлизмы профессору не дали: в комнату ворвалась бледная женщина с усталыми глазами.
Ванюша Андрюшевич, шикнула она, имейте совесть! Через десять минут на работу выходить, а вы еще не откушали!
Что? уставился на нее Иван Андреевич, который пропустил мимо ушей добрую половину слов.