Путешествие. Лучше морское путешествие, чем брак.
Кстати, меч с цветочками я так и не нашел, он остался в недрах Вороньего замка. Дерьмо.
Глава 10. Морской кот
С моря увидел Арморику впервые. Странное ощущение, когда сам на воде, а берег это уже некое другое место. Одиночество, потерянность, неуверенность в том, на что опираешься. Почти как мой обычный день.
Корабль именовался Кот Бигоджэ. Не знаю, кто или что такое Бигоджэ, но Кот был небольшим судном. Меньше, ниже и не такой широкий, как те пузатые, что стояли в Конкарно - когги с квадратными парусами.
Мачта одна, ближе к носу, треугольник паруса сужается к хвостовой части корабля. Задница называется корма. Вообще у мореходов на любую вещь своё название. Кругом канаты. Зовут их концами. Борта выкрашены в оранжевый с большими темными полосками, намек на полосатое кошачье тело. Краски от времени истерлись.
Дело было так. Отец осмотрел все суда и выбрал для своей цели Кота, причем тогда даже не знал, как он называется. Сдвинул брови, поднялся без разрешения на борт, отловил корабела и велел подать ему капитана.
Надо сказать, мореходы отличались осторожностью и благоразумием, хотя и похожи на странствующую банду убийц. Они слова не сказали барону, а привели своего главаря. Звали его Сантьяго Апульо, подручные обращались к нему «Салент».
Капитан сначала сразу рассказал о своем маршруте, который проходил мимо страны Бюжей, а потом долго отнекивался от нашей компании. Он-то решил что барон письмо хочет передать или какой подарок в Страну Бюжей.
Экипаж представлял собой всего десять человек, дополнительные - я, отец, Снорре, Жак Людоед и Гюнтер - существенная нагрузка. Пассажиров Кот не брал, был только грузовым. Тогда барон Соллей положил на чашу весов то, что воины будут служить вместе с матросами, к оплате прибавил ящик гвоздей, двадцать мешков пшеницы спельты, десять баранов и два мешка сушеных яблок, что очень ценно в морском походе.
Гвозди нужны были для починки трещины в корпусе. Закупка продовольствия для любого капитана головная боль, портовые торговцы дерут три шкуры, плюс местные налоги, поэтому такая прибавка сразу поселила нас на Коте.
На пятый день судно окончило короткий ремонт и стоянку. Мы поднялись на борт с оговоренной оплатой и небольшими походными торбами.
Когда расположились, первым опасением стал боцман. Если капитан Салент, родом из города Порто, был щуплым мужичком явно мягкого характера, тихим и скромным, то для управления своей бандой он опирался на здоровенного боцмана, которого называли исключительно Кабан. Большой, сильный, весь в шрамах, мрачный и страшный, он был похож на Людоеда как брат, и пользовался среди прочих моряков непререкаемым авторитетом. Мы опасались конфликта между ним и нашим Жаком за то, у кого морда свирепее.
К нашему удивлению, уже в первый день плаванья Кабан и Людоед пили исподтишка вино, травили байки, отгоняя остальных от себя суровым взглядом четырех пугающих глаз. Удивительно, они мгновенно и крепко сдружились.
Отход судна из порта не был чем-то торжественным. Кабан прошелся по кораблю, что-то про себя посчитал, запрокинул глаза к небу и кивнул капитану - «можно».
Салент тихим голоском скомандовал: «отход, забрать якорь», что было немедленно повторено звериным рыком Кабана. Команда засуетилась, подняли парус, на
руле сразу трое. Заскрипели и медленно тронулись из бухты.
Чайки садились на борта, гадили, орали, улетали. Им вторили бараны, помещенные в загородку на носу. Нестройно блеяли, крутили головами. Они беспокоились, глядя на море, перетаптывались, вздрагивали, но постепенно привыкали. Баран по моим наблюдениям, животное фаталист. Море так море. Вроде сено дают. Подумаешь, палуба качается.
Бараны воняли, как полагается баранам. Но мореходы тоже не фиалками благоухали. Несло от корабелов крепким потом, рыбой и промасленными снастями. Бывалый моряк одним лишь запахом вышибает слезу.
Порт отдалялся медленно, мимо плыли островки мусора, волны лениво шевелили поверхность. Когда расстояние до суши стало уже с лигу, а ушла на это, наверное, вечность, волны стали размеренно покачивать корпус.
Корабль. Плоскость, покрывающая брюхо-трюм, это палуба. На носу и корме приподнятые площадки. На носу бак, в задней части хут. На хуте стоит рулевой, за которым присматривает боцман. Внутри хута каюты. Капитанская, сравнительно большая, вторая - его главного помощника. Боцманскую каюту отдали мне с отцом, сам Кабан переселился в трюм к матросам.
Над нашими головами скрипели ботинки рулевого. Он управлял судном при помощи рулевого пера, длинной мощной палки, поворачивающей на оси большой плоский руль. Как правило, рулевой - седой молчаливый мужик, норд, именуемый Скальдом, кривоватый на один глаз, что, впрочем, явно ему не мешало.
Морской поход - это качка. Вверх-вниз, волны играют. Во всех направлениях. Думаю, что если сделать судно огромного размера, то с учётом размера волн и массы корабля, качки не будет или она будет несущественной. То есть совсем не наш случай. Качка иногда убаюкивает, иногда вытряхивает внутренности, не останавливается ни на минуту, круглые сутки, вновь и вновь. Карабелы говорят, что качка бывает разная и способны её классифицировать с закрытыми глазами. И что у ландов, особенно благородных, бывает морская болезнь. Я не разбирался в видах качки, достаточно того, что никто из нас не «кормил забортную рыбу» скудным содержимым желудка. Терпеть качку было легче лёжа, меня это даже убаюкивало.