А. Н. Глумов СУДЬБА ПЛЕЩЕЕВЫХ Исторический роман
ВМЕСТО ПРОЛОГА
Трое в обширной гостиной: Плещеев, Бороздин, Долгорукий.
Итак, дворец Павла Петровича наконец возведен, мрачно проговорил Александр Плещеев.
Ненавистная цитадель! так же глухо, чуть слышно, отозвался Николенька Бороздин.
Император построил Михайловский дворец для себя. Ради тишины и спокойствия, с издевкой произнес Пьер Долгорукий. Окопался глубочайшими рвами вокруг, соорудил подъемные мосты, расставил всюду пушки и караулы. Уверяет себя самого, будто он в безопасности.
Бастионов лишь не хватает, угрюмо подхватил Александр.
А тебе хотелось бы, чтобы замок был доподлинно средневековою крепостью? Пьер обнял Плещеева, другою рукой Николеньку Бороздина. А мы, трое старых товарищей, как были заговорщиками в пансионе, так и остались по прошествии лет такими же заговорщиками.
Александр осмотрелся в самом деле, похоже на конспирацию. В темной комнате горят всего две свечи, трубочный дым мохнатыми подвижными клубами плывет к потолку, забирается потихоньку в углы, переползает по крышке фортепьяно к дверям.
Эх, не мешало бы тебе посмотреть, Александр, на нынешних подлинных конспираторов, снова начал иронизировать Долгорукий. Человек по двадцать, по тридцать соберутся в дому у Талызина, или у Леонтия Депрерадовича, или у Алексея Захаровича Хитрово... пьяными все перепьются, запрещенные песни затянут... Ухарство, шик, фанаберия...
Разросся наш заговор, сказал Бороздин. А начали всего только трое: Ольга Александровна, теща моя, лорд Витворт, аглинский посол, да еще авантюрист Де Рибас. Вот и все. Мы-то, юноши, конечно, не в счет.
Всего лишь шесть дней, как Александр Плещеев приехал после пятилетнего отсутствия в Петербург, многого пока еще не понимал и чувствовал себя провинциалом.
Неужто заговор уже в те дни завязался? спросил он Бороздина.
Нет, пожалуй, заговора, по существу, еще не было. Заговор чуть позднее, с Панина, начался.
Да, после этого все завертелось, завихрилось, усмехнулся Пьер Долгорукий. Потом графа Палена завербовали.
А что, где теперь Ольга Александровна?
Нету здесь Жеребцовой. А к судьбе ее ты и сейчас неравнодушен? Что ж, красавицей прежде была. Зубову сестрица родная. В Англию теперь вслед за Витвортом поскакала.
Александр уже слышал, что за время его отсутствия политика Павла переменилась. Англия в прежние годы для русского самодержца была первым оплотом. Нынче стала первым врагом. Наполеон Бонапарт, наоборот, сделался самым ближайшим союзником. Павел с ним в личной дружеской переписке. И сумасбродный поход в Индию монарх начал ради него. Но Александр не знал, кто же теперь ближайшие советники и друзья императора. Растопчин? Аракчеев? В своих симпатиях Павел так переменчив...
Ох, сколько приходится тебе разъяснять! Всех своих друзей государь разогнал. Один только Кутайсов, обер-шталмейстер, недавний барон, ныне граф, пока еще держится... интимными ублажательствами. Всесильный граф Растопчин, победивший вице-канцлера Панина, недавно сам в отставку угодил и уехал. Граф Аракчеев с пышным девизом: «Без лести предан» и дружок его Линденер с ноября тоже в ссылке. Но государь скучает без них. Говорят, уже вызвал обратно.
Таким образом, все дела внутренней
и внешней административной политики сосредоточены, как я понимаю, в руках графа Палена?
О-о, этот граф Пален! Дипломат и военный, заправитель всего нашего заговора. Жесток и неумолим, хитер, вероломен, сказал Долгорукий. Притом обладает твердою волей, находчивостью и небывалою изобретательностью в интриге главарь конспирации.
Ты позабыл: безмерно честолюбив! добавил Николенька Бороздин. Такой нам и нужен.
Нужен ли? усомнился Плещеев. Боюсь, освобождение нации не подменяется ли высшей школой дворцовой интриги... Просто борьбою за власть. Вместо тирана, окруженного честолюбцами, возникнет новый тиран, окруженный еще бо́льшими честолюбцами.
А чего же ты хочешь?.. Избавиться от изверга на престоле, от умопомраченного выродка, обуреваемого химерами, от вурдалака, и то дело большое.
Ты спросил, чего я хочу?.. В пансионе аббата Николь я бы ответил: «При недостатке веревок сплести кишки священнослужителя и ими удавить короля».
Повторяешь Дидро? подцепил Долгорукий. Его Одержимых свободой?
Неважно. Но был у меня еще более значительный документ. Благовестью... он назывался. И вот о чем там говорилось: российский престол надобно опрокинуть, заменив его республиканским образом управления. А коль не получится, так следует деспотию ограничить введением твердых законов. И непременно при равенстве общем, равенстве всех и каждого.
Ты имеешь в виду уничтожение крепостничества?
Да. Уничтожение рабства. И более того. Все сословия, титлы и звания должно уничтожить. Различие состояний...
Ах, перестань, Александр! перебил Долгорукий. Ты в деревне начитался всяческих Благовестей да сочинений Томаса Мора с его химерическим бытием на несуществующем острове Утопия...
Шесть лет тому назад, грустно продолжал Александр, Василий Пассек в ожидании переворота писал «кондиции», в которых ограничивались права самодержца...