Это ваша. Поль Надо быть может, вы его знаете? Он из Парижа, тоже, Литвинов снова усмехнулся, журналист. Вот почитайте, что он пишет о нашей оппозиции, причем не болтающей за чаем, но серьезной, об эсерах и кадетах. Он с ними в Бутырской тюрьме посидел.
Бленер взял газету и сразу же увидел отчеркнутые абзацы: «Вся камера с великой торжественностью обсуждала проблемы внутреннего порядка, как, например, назначение дневальных. Детская мания парламентаризма, обрушившаяся на всю Россию, проявлялась в бесконечных пустых речах в нашей камере. Под руководством председателя поправки сменялись контрпоправками, те, в свою очередь, предложениями, а их уж сменяли контрпредложения. Участники этого жуткого тюремного турнира применяли методы, которые были бы нелишними в Вестминстерском дворце. Арестанты
терпеливо слушали эти ораторские словопрения, которые так ничем и не кончились Через три дня в камеру с воли доставили для членов партии с.-р. корзины с продуктами. Те без стеснения стали уплетать за обе щеки. Остальные арестанты молча отворачивались, чтобы не очень страдать. Но староста не выдержал, поднялся и сказал: «Я предлагаю обсудить в заседании вопрос о социализации всех съестных припасов». Наступило молчание. Слышалось лишь хрустение челюстей товарищей с.-р., которые принялись жевать быстрее. Наконец один из них сладким голосом произнес: «Конечно, коллеги, эта идея нам симпатична, так как прямо вытекает из наших партийных принципов. Но рассудим! Намерены ли мы посягать на свободу совести? Здесь многие не разделяют наших идей, добавил оратор, указав на старого голодного полковника, на помещика с пустым желудком и знаменитого московского адвоката, доведенного голодом до бешенства. Заставим ли мы этих господ стать социалистами помимо их воли? Нет, товарищи! Я утверждаю, что дальнейшее обсуждение этого вопроса должно быть отложено». И оратор поспешил энергично наверстать потерянное время усиленным уничтожением пищи».
Каково? спросил Литвинов. Если бы писал большевик, а то ведь ваш брат, буржуй Нас терпеть не может, но и он сказал после освобождения: «Лучше уж с вами, вы хоть конкретны, а те как медузы перед штормом, неохватны и зыбки».
И теперь, встречаясь с русскими в этом маленьком полуподвале, Бленер не мог заставить себя разговаривать с ними непредвзято: перед глазами стояла статья Надо. Он знал его это был серьезный человек, которого легче было убить, чем заставить говорить неправду.
Когда Старицкий отошел от них, Бленер спросил:
Он издал что-либо?
Он неспособен написать и двух строк! Болтун. А уж если кто и есть агент ЧК так это он, уверяю вас.
Писатель Никандров высокий, жилистый, заметный вошел в полуподвальчик, когда стемнело.
Кто это? сразу же спросил француз.
Леонид Никандров, литератор.
Тоже бездарь?
Как вам сказать Эссе, повести из древней истории, исследования о Петре Великом Не борец, совсем не борец.
Француз представился Никандрову сам, попросив дать короткое интервью.
Садитесь, хмуро согласился Никандров, только пусть спутник ваш обождет за другим столом.
Он знает город, лишь поэтому я пользуюсь его услугами, ответил Бленер и, чуть обернувшись, громко сказал: Миша, спасибо, я вас на сегодня не задерживаю.
Миша угодливо раскланялся с французом и подсел за другой столик: там громко шумели поэты.
У меня к вам несколько вопросов, гражданин Никандров. Мне хотелось бы узнать, кто, по вашему мнению, сейчас наиболее талантлив в России в литературе, живописи, театре?
В литературе я, улыбнулся Никандров. Улыбка сделала его жилистое, напряженное лицо совершенно иным каким-то неуклюже-добродушным, открытым. Это если по правде. В принципе я должен ответить: Бунин, Горький, Блок.
Бунин в Париже, а меня интересует Россия.
Бунин может быть хоть в Африке он принадлежит только России.
Думаете, Бунин хочет принадлежать этой России?
А вы убеждены, что эта Россия навсегда останется этой?
Я не готов к ответу, хотя бы потому, что сочинений Бунина не читал и знаю о нем лишь понаслышке.
Значит, вы интересуетесь российскими литераторами лишь как фигурами в политической структуре? Тогда у нас разговора не получится.
Я бы солгал вам, сказав, что меня не интересует политическая структура. Но я живо интересуюсь и беллетристикой.
А я беллетристикой не интересуюсь. Я принадлежу литературе.
Где я могу купить ваши книги?
Меня не очень-то издают здесь
Я готов помочь вам с изданием в Париже.
Никандров внимательно посмотрел на француза и ответил:
За это спасибо, коли серьезно говорите.
Я говорю серьезно Прежде чем мы обратимся к вашему творчеству, хотелось бы спросить о том, кого вы здесь цените из живописцев?
Талантов у нас много. Лентулов, Сарьян, Кончаловский, Малявин Да не перечтешь всех А Коровин, Нестеров?!
Я благодарю Бога, широко улыбнулся француз, вы первый русский, который сказал, что в Москве есть таланты.
С кем же вы тут встречались? С этой мелюзгой, Никандров кивнул головой на посетителей столовой, смысла нет говорить. Сущие скорпионы. Хуже комиссаров те хоть знают свое дело, а эти только повизгивают из подворотни. Цыкни на них хвосты подожмут и в кусты. Но говорят «талантов здесь нет»