Редакционная коллегия:
Л. АННЕНСКИЙ
A. БЕНЕНСОН
B. КОЗЬМИН-БОРОЗДИН
О. СУЛЕЙМЕНОВ
Художники:
В. БЕЛЯКОВ,
В. ПОМОЧИЛИН,
М. ШЕСТОПАЛ
БРИЛЛИАНТЫ ДЛЯ ДИКТАТУРЫ ПРОЛЕТАРИАТА (1921)
ДЕКРЕТСОВЕТА НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ
Об учреждении Государственного хранилища ценностей республики
СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ
постановил:
Для концентрации, хранения и учета всех принадлежащих РСФСР ценностей, состоящих из золота, платины, серебра в слитках и изделий из них, бриллиантов, цветных драгоценных камней и жемчуга, при центральном бюджетно-расчетном управлении учреждается в Москве Государственное хранилище ценностей РСФСР (Гохран)
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. И. ЛЕНИН
Управляющий делами
Совета Народных Комиссаров
В. Д. БОНЧ-БРУЕВИЧ
Секретарь
С. БРИЧКИНА
МОСКВА, АПРЕЛЬ 21-го
Миша Ерошин, проводивший с журналистом из Парижа Бленером все дни, ответил, поморщившись:
Художник Я забыл его фамилию. Он продался большевикам.
Талантлив?
Бездарь.
А рядом с ним кто?
Тоже художник. Работает на Луначарского, лижет сапоги комиссарам.
Здесь собираются только живописцы?
Почему? Вон Клюев. Рядом Мариенгоф. Тоже сволочи. Трусливо молчат, а комиссары их подкармливают.
Француз чуть улыбнулся:
У меня создается впечатление, что ругать друг друга типично московская манера. Это было всегда или началось после переворота?
Миша не успел ответить: к их столику подошел театральный критик Старицкий.
У вас свободно? спросил он.
Пожалуйста, ответил Бленер, мы никого не ждем.
Здесь, в маленьком полуподвале на Кропоткинской, недавно открылась столовая, где давали чай и кофе по пропускам, выданным Цекубу, ученым и творческой интеллигенции столицы. Поэтому толпились здесь люди, знавшие друг друга если даже и не лично, то уж понаслышке, во всяком случае.
Кто это? бесцеремонно спросил Старицкий, разглядывая в упор француза. Кого ты притащил, Миша?
Ерошин, испытывавший традиционную почтительность к иностранцам, заерзал на стуле, но француз добро улыбнулся и протянул Старицкому свою визитную карточку.
Критик сунул карточку в карман и спросил:
Коминтерновец?
Скорее, антантовец.
Тогда бойтесь Мишу он тайный агент ВЧК.
Какая ты скотина, попробовал улыбнуться Миша, вечно несешь вздор
Какой же это вздор? Я от каждого буржуа шарахаюсь даже своего, доморощенного, а уж к чужому подойти спаси, Господь, сохрани и помилуй! Ничего, ничего, когда вся галиматья кончится, мы тебя, Миша, казним. Из соображений санитарии и гигиены.
Вы думаете, что «галиматья» все же кончится? спросил Бленер.
Мир живет по законам логики и долго терпеть безумие не сможет. И дело тут не в личностях, а в некоей надмирной системе, управляющей нами по своим, непознанным законам.
Всякие изменения в этом мире определяются личностями, заметил француз. Упования на заданную надмирную схему своего рода гражданское дезертирство.
А что ж, мне наган в руки брать прикажете?
Отнюдь нет Просто я стараюсь вывести для себя ясную картину происходящего
В России ясной картины не было и не будет: у нас каждый сам по себе Клемансо. И потом ясную картину только лазутчики хотят получить. Вы лазутчик?
Всякий журналист в определенной мере лазутчик.
Значит, интересует ясность вздохнул Старицкий и продекламировал: «Нет смерти почетнее, как смерть на благо родины, и она не может испугать честного и истинного гражданина». Александр Ульянов. Брат Ленина. Вот это и придет вскорости в несчастную и замученную Россию, которая поднялась брат против брата.
Вы предпочитаете цитировать Ульянова Жертвенность смертников не очень вам симпатична в личном плане?
А по какому праву вы так со мной говорите?
Как? не понял француз. Я спрашиваю. Я не понимаю, как может быть обиден вопрос, если у вас есть возможность ответить.
Бленера стали раздражать собеседники. Они строили фантастические планы, таинственно на что-то намекали и сулили скорые перемены; при этом никто из них не говорил доброго слова ни о ком из тех, с кем минуту назад дружески здоровался, а порой и целовался. Поначалу Бленер был потрясен этими беседами и уже выстроил ясную концепцию своих будущих статей: «Россия на грани взрыва». Но, встретившись с Литвиновым, который, оставаясь послом в Эстонии, был одновременно утвержден заместителем наркома по иностранным делам, француз вынужден был эту свою концепцию развалить.
Вы спрашиваете о так называемой творческой оппозиции? спросил Литвинов. Есть оппозиция, смешно ей не быть. Чехов утверждал: «Кто больше говорит, чем пишет, тот исписывается, не написав ничего толком». С нами Горький, Блок, Серафимович, Брюсов, великолепная молодая поросль: Маяковский, Пастернак, Асеев, за нас Тимирязев, Шокальский, Обручев, Графтио, Губкин; с нами Коненков, Кончаловский, Петров-Водкин, Нестеров, Кандинский, Кустодиев Им приходится порой трудновато как и всюду, у нас есть свои идиоты и завистливые ничтожества в учреждениях, занимающихся культпросветом. Но ни в одной другой стране искусство не получает той громадной, заинтересованной аудитории, которая появилась в России после революции
Литвинов порылся у себя в столе, бросил французу газету: