А вообще в контрпропаганде Дражи Михайловича ничего нового жиды и комиссары, комиссары и жиды. Прямо как у немцев, неудивительно, что он сотрудничества с ними искал.
Что, и в отрядах у вас сербы? ернически упирался бородатый. не цыгане и не арнатуты?
А чего меня спрашивать, смотри сам, и я потыкал пальцем в бойцов, серб, серб, черногорец, серб, серб, серб
Поручник молча следил за нашей перепалкой, но бородач выложил главный аргумент:
Бабы у вас общие!
Тут уж не только меня, но и всех наших пробило на неудержимый ржач в бригаде отлично знали, как я отношусь к любым подкатам к Альбине или как Марко ходит вокруг Живки. Общие, придумают тоже
Улыбнулся и Дериконя, тупая пропаганда рассчитана на тупых бородачей, а командант бригады должен верно понимать ситуацию. Но бородача наш веселый хохот не убедил, сдаваться он не собирался:
Церкви закрываете, службы не даете
Смех только усилился.
Ага, попа Зечевича спроси, он как раз в Ужицком комитете за главного был, сколько он храмов затворил
Комитет, видали мы в гробу такие комитеты
Ну предположим. А что взамен, где ваши органы власти?
Бородач заткнулся своих органов четники не создавали, предпочитали действовать через структуры коллаборантского правительства Недича. И мы наконец-то отдышались, утерли слезы и добрались до делового разговора. За нас, кроме пулеметов и автоматов, говорила и громкая слава после взятия Плевли и стычек с итальянцами, усташами и немцами. Преувеличенный по предложению Милована список трофеев обрастал в пересказах фантастическими подробностями и вызывал у четников зависть до зубовного скрежета. Вот и сейчас Дериконя жаловался на нехватку оружия, на вышедшие из строя два последних пулемета, на невозможность действовать в такой холод.
Из хозяйской комнатки появилась закутанная в платки тетка, переглянулась с поручником, тяжело вздохнула, поставила на стол еще миски и навалила в них каши. Пожрать горяченького это мы с удовольствием и дальше разговор приобретал все более деловой характер. Поручник мне понравился не юлил, глазами не бегал, через губу не разговаривал. Понемногу, тем более, что его все больше щемили немцы, договорились, после чего даже перешли к рассказам о подвигах.
А что же вы итальянцев отпустили? влез худой, как жердь четник с крестом на шапке.
По условиям капитуляции обещали, а мы свое слово держим.
Кончать их надо было, презрительно выплюнул худой.
Бранко насупил лохматые брови:
Сперва воевать научись, да город возьми, советчик.
Худой с бородатым вскинулись, но Бранко продолжал:
Вы сколько раз на немцев нападали? Сколько в боях были?
Четники промолчали, хотя в последнее время стычки участились.
Ну хотя бы стреляете как?
Да патронов у нас в обрез, сморщился Дериконя и вдруг попросил: Оставьте нам один пулемет, а? У вас вон сколько
А вы нам в спину из него? оскалил зубы Лука.
Поручник поджал
губы.
Оставлю, неожиданно решил я к удивлению всех бойцов. В обмен на продукты. Но гляди, Сава, не дай бог кто из твоих по нашим выстрелит
Да как же! возопил Лука.
А вот так! отрезал я. Пулемет оставим без затвора.
Славно придумал, зло ощерился бородатый, очень нужная вещь!
Именно. Пойдешь с нами, ткнул я ему в грудь, отойдем подальше, отдам затвор. И две ленты, черт с вами.
На том и порешили, к радости команданта.
В километре от околицы отпустили бородатого, после чего Лука принялся выговаривать мне, что четники враги, что надо было всех перестрелять, что нечего с ними разговаривать и миндальничать. Но у меня другой счет если не расстрелянные сегодня четники убьют хотя бы парочку немцев, это уже хорошо. Зуб даю, Дериконя не тот человек, чтобы из нашего же пулемета по нам стрелять. Глядишь, и вообще его в партизаны переманим.
Часа через два добрались до Средне, до Верховного штаба. Хорошо хоть шагали бодро, но все равно промерзли и в дом, назначенный нам на постой, ввалились заиндевевшие и задубевшие. Ребята кинулись отогреваться к огню и вечерять, а меня в тепле развезло, завалился в угол у печи, накрылся кожушком, закрыл глаза и тут же выключился.
И сразу же вскочил, будто одно мгновение спал сердце колотится, на лбу холодный пот и перед глазами сон в деталях. Только не про обычные дела в оставленном XXI веке, а точнехонько кусок из моей прежней жизни, здесь же, в Боснии, давным-давно, лет пятьдесят тому вперед, в годы первой молодости
Взвод добровольцев Новосараевского отряда армии Републике Српске перебрасывали туда-сюда, по большей части южнее осажденного Сараево, где шла драка за господствующие горы Игман и Белашницу.
На одном из привалов Терек, АГС-ник наш, казачина двухметровый, ткнул пальцем в памятник партизанам:
Гляди.
Чего? не въехал я. Памятник как памятник, их по всей Югославии полно.
Даже без скульптуры, тесаный плоский камень на обочине, с выбитыми звездой, винтовкой и надписью.
Ну да, полно, хохотнул Терек, чуть меньше, чем товарищу Тито. А вообще ничего странного не замечаешь?
Я вчитался «по температуре од 32 степена испод нуле Прва Пролетерска НО бригада извела je двадесет трочасовни Игманский марш» и ахнул:
Скока-скока?
Тридцать два ниже нуля, ага. Но не в этом дело.