И все-таки, Мила, ты не выглядишь счастливой.
Ты не поймешь, ты не серб, ты немец.
Я чувствовал, что ей надо выговориться и рискнул:
Я русский.
Рауш? Вальдемар Рауш русский?
Ну, так получилось. У нас вообще много фамилий нерусского корня.
Все равно, не лезь не в свое дело, мальчик. Там такие люди, что сотрут в порошок.
Ой, ладно, некоторые пытались, скромно заметил я. Пока не вышло.
Милица затянулась, затушила сигарету и оценивающе прищурилась на меня. А потом ее прорвало и национальное унижение, и прежние любовники, оказавшиеся трусами, и потеря источников существования, отчего она вынуждена жить на содержании у Милана Ачимовича.
Кого? ахнул я.
Да-да, того самого.
Вот это номер, значит, кругломордый это министр внутренних дел в правительстве Недича. А Милица продолжала и о том, как офицеры массово сдавались, и как те, кто ушел в четники, договаривались с немцами, и по всему ее этот позор волновал не на шутку. От таких новостей я даже потянулся к зажигалке, но увидев на пачке надпись «Сегединская роза», вспомнил Верицу:
Скажи, а твоя сестра нашлась?
Была у четников, в Пожеге.
До ноября? чуть не прокололся я. А потом?
Ты и это знаешь? Ну да, о взятии Пожеги и Ужице трубили все газеты. Потом Потом эта дура нашла какого-то немца, кажется, майора, и, кажется, из гестапо. Сейчас живет недалеко от Теразии.
В целом, Милица была сильно не в восторге от происходящего и от вертихвостки-сестры, и от оккупации, и от бездействия четников, и от правительства Недича, и тем более от немцев.
Все рассыпалось месяц назад, когда Милан приехал из Крагуеваца, приткнулась она мне под плечо. И расхвастался, что у него были переговоры с Михайловичем. А когда я удивилась, сказал, что Михайлович и с немцами договаривался, и даже показывал какие-то бумаги.
А ты можешь снять с этих документов копии?
Милица скинула мою руку и отодвинулась:
Ты коммунист?
Но спросила не угрожающе и не испуганно, а скорее даже утвердительно.
Да упаси бог! возразил я и в подтверждение показал крестик. Видишь?
Вижу, не очень-то поверила Милица и глянула на часы. Ой, собирайся, скоро вернется Сайка!
Да пусть, что
она, меня не видела?
Нет-нет, потом за мной заедут, собирайся.
Пока я приводил себя в порядок, Милица успела накрасить глаза и губы и пристегивала чулки к поясу. Увидев у меня в глазах алчный огонек, выставила вперед руки, но тут зазвонил телефон.
Она сняла трубку, а я облапил ее сзади и ткнулся губами в шею.
Да, через пятнадцать минут. Уже почти готова, ответила она в трубку и повесила ее на рычаги.
У нас уйма времени, промурчал я ей в ушко.
Ни минуты, противный мальчишка! она ловко вывернулась из моих рук и вихрем прошла по комнате, собирая и надевая вещи.
Через невероятные для женщины десять минут она уже полностью оделась и выпихивала меня через двери в сад:
Все, Владо, даже не уговаривай, иди. Завтра ночью я буду одна, приходи.
Я постараюсь.
В любом случае, не пропадай.
Не пропаду, и я на прощание поцеловал ее в губы.
До квартиры я добрался практически мигом, даже и не заметил как, но там меня огорошили страшным известием Марко арестовала сербская полиция, прямо на работе. Причем не один-два полицейских в штатском, а десяток человек с оружием.
Надели наручники и увезли неведомо куда.
Глава 7 Своих не бросаем
Остальных не трогали?
Только быстро опросили, отчитался Бранко, забрали документы и велели из города не отлучаться.
Вот и пойми, что это было, но есть еще один важный момент:
Мины на месте, в тайнике?
Да, и сторожки не нарушены.
Сами нигде не прокололись?
Вроде нет, нам-то ничего не предъявили.
Сворачиваемся и уходим? не очень уверенно предложил Небош.
Ни в коем случае. Тогда они сразу поймут, что дело нечисто. Действуем, как ни в чем ни бывало.
И я с обедом в узелке поперся к воротам станции, где полчаса стоял с глупой улыбкой под смешки стражников пока один из них не сжалился и не развернул меня домой со словами, что Марко сегодня не придет. А на мой вопрос «Почему?» только хмыкнул.
Но второй пробурчал в усы «Потому что Баньица» и меня продрало морозом вдоль позвоночника.
Криво улыбаясь и едва переставляя ноги, я поплелся на квартиру.
Баньица. Допросный и расстрельный лагерь.
В каких-то трех километрах от нас.
Создали его в бывших казармах югославской армии как лагерь военнопленных еще летом, потом туда свозили цыган и евреев, а после объявления Белграда «юденфрай» его больше заполняли противники режима. Партизаны, четники, подпольщики, интеллектуалы. Подследственные, приговоренные, заложники, смертники.
При том, что лагерь официально подчинялся недичевской администрации и во главе него стоял полицейский комиссар Вуйкович, на деле всем распоряжались немцы, и это было хуже всего. У сербов еще можно было надеятся как-то выцарапать Марко, но вот если он попал в лапы гестапо
Бранко, Глиша и Небош продолжали ходить на работу и очень осторожно выведывали, что инкриминировали Марко. И по всему получалось, что никто ничего не знает ну бегал посыльный по станции, ну однажды получил выговор, за то, что объедки бросил, но не в тюрьму же за это! Даже начальство разводило руками. А я отправился изображать дурачка уже к лагерю может, примут передачку?