Утром Глиша вернулся с очередной с тачкой угля и первым делом, даже не умывшись, налил себе ракии.
Мне тоже, подвинул я вторую рюмку.
А у тебя-то что случилось? спросил он со своим фирменным угрюмым видом.
Муторно на душе.
А меня чуть не арестовали, и Глиша опрокинул стопку в рот.
Как?
Да вдруг решили обыскать на выходе, не спер ли чего-нибудь, заставили весь уголь выгрузить.
Ну так там ничего ведь нет?
Угу, я тоже так думал. Стражники каждый кусок угля осмотрели и вдруг один как заорет «Документы!», я чуть не обосрался. И выдергивает из кучи какую-то бумажку.
Я тоже чуть не обосрался и махнул ракию, но тут же сообразил если Глиша вернулся, то все в порядке.
Бдительный, кучкин сын, а там всего лишь старая милитарфаркарт была.
Чего? не опознал я немецкое слово в произношении Глиши.
Ну, билет, для военных, швабский. Старый, кто-то выкинул, а он в угольную яму попал.
Н-да, нервная у нас работенка.
И не говори, хлопнул вторую рюмку сливовицы Глиша. Я к хозяйке, мыться и спать.
А я сбрасывать напряжение, ну невозможно же больше терпеть, полгода без женщины!
Пока добирался до Карабурмы, вспомнил об угольных минах, но опять же, как протащить взрывчатку? Если вывезти уголь с накладными можно, то как ввезти? Может, где-то на перегонах, закидывать в полувагоны сверху? Но это «на кого бог пошлет», сомнительный эффект.
Около черного «мерседеса» покуривал давешний офицерик, лениво наблюдая, как шофер в форменной куртке надраивает и без того сияющий «мерс». Когда адъютант прикончил вторую сигарету, хлопнула дверь и в машину, запахивая на ходу белое кашне и пальто, спустился кругломордый, помахал ручкой и отбыл.
Минут через пять щелкнул замок, из дома с корзинкой вышла тетка-прислуга Сайка, кажется и все затихло. Никакого шевеления ни в доме, ни на участке, и я рискнул подобраться под стены и заглянуть в окна первого этажа вроде никого, только тихо играет то ли патефон, то ли радио. И как назло, именно сегодня не взял отмычки. Обошел дом еще раз и высмотрел неплотно закрытое окно кладовки на втором этаже, как раз над лежащей внизу садовой лестницей.
Рама скрипнула и я замер на последней ступеньке, но дом словно вымер. Перекинул ноги через подоконник, мягко ступая подкрался к двери, открыл
Пусто.
Так, ее спальня налево.
Тоже пусто. И вообще весь второй этаж пустой. Тихонько, на цыпочках, чтобы не скрипнула ступенька, спустился вниз, к гостинной.
Тихо-тихо нажал на ручку, медленно открыл дверь
На меня смотрел ствол пистолета.
Милица держала его двумя руками, целясь мне в лоб и была чертовски соблазнительна: в шелковом халате шоколадного цвета, из-под которого выглядывал кружевной пеньюар, с нахмуренными бровями и стрижкой под мальчика, сменившей дурацкие кудряшки.
Я снял очки:
Ты меня совсем забыла?
За долю секунду настороженность и готовность застрелить грабителя сменилась яростью и готовностью убить беглого любовника. Фурия отбросила браунинг и метнула
в меня первое, что попалось под руку книжку с журнального столика. Хорошо хоть не очень толстую, и хорошо, что не пистолет, он тяжелый
Где ты шлялся, мерзавец? зашипела она рассерженной кошкой и вскочила, но при этом распахнулся халат и в разрезе мелькнула грудь. Опять город спасал?
Весь мир! грохнулся я на колени. Честное слово! Я рвался к тебе! У меня кончился бензин! Спустило колесо! Не было денег на извозчика! Меня увезли в Сплит! Призвали в армию! Украли документы! Случилось землетрясение! Ужасное наводнение! Саранча! Это не моя вина, клянусь богом!!!
Я дополз до нее, обнял изумительные бедра и уткнулся лицом в дрожащий живот.
Милица хохотала.
Ой, Владо, как ты красиво врешь!
Отсмеявшись, Милица загнала меня в ванну, а потом, даже не дав толком вытереться, затащила в постель и нельзя сказать, что я сильно сопротивлялся, тем более, что следующие полчаса были прекрасны.
Зачем ты покрасил волосы? она потрепала меня по голове. Это как-то связано с летними событиями?
Эээ с какими именно?
Тут шарахались немцы, гестаповцы, выспрашивали всех, не знают ли одного молодого человека и показывали среди прочих твои фотографии, Милица повернулась и приподнялась на локте, отчего ее грудь коснулась моего бока.
Вместо ожидаемой реакции внизу живота противно заныло.
Ну-у, так, как можно более неопределенно протянул я. Скажем, у меня были неприятности с немцами.
А у них с тобой? она провела пальчиком по шраму от плевельской пули. Ты же сам немец.
Увы.
Ты храбрый мальчик, она поцеловала меня и печально вздохнула.
У тебя все хорошо?
Да.
Ты не выглядишь счастливой.
Ты не поймешь, ты еще маленький.
Это я-то маленький? меня от такого наезда вдруг пробило доказать обратное. А ну-ка, повернись на живот!
Зачем? Ай! взвизгнула Милица, когда я повернул ее сам и улегся сверху.
Что ты делаешь? Нет! Ай! Противный мальчишка! Ай! Нет!
Что «нет»?
Не останавливайся! она сгребла простыню в комок и сжала ее в кулаке.
Так я маленький?
Нет!
Что «нет»?
Не ма лень кииииии!
После финальных криков она полежала ничком, потом уселась спиной к стене и закурила, бросая на меня наигранно обиженные взгляды.
Отдышавшись, я придвинулся и положил голову ей на бедра, почти касаясь носом живота.