На партийных собраниях там до хрипоты спорят о «верхах», стало быть о комиссарах, и о «низах», стало быть матросах Докладывает мне Илько в письмах: харчуют их баландой постной. Почитал я эти газетки да сыновьи письма, покумекал над ними и решил наследнику своему оказать помощь гостинцем: колбасой, салом, яблочками. Прихвачу с собой четвертину самогону-первачку, на табачном листе настоянном. Морячки обожают крепкие напитки. Одним словом, еду в Кронштадт! Федорец стукнул о стол кулаком, будто пробуя его силу. Я уже и попутчика подыскал в дорогу отца Пафнутия, из Куприева, тянет духовного человека на могилу к Иоанну Кронштадтскому. Поскольку я единогласно избран церковным старостой, то и сдружился с попом. Старый-то церковный староста преставился, свалил его тиф, як солдата в бою. Половина хутора валяется в тифу. Человеки дохнут, будто мухи. И раскаялся господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце своем.
Иван Данилович внимательно слушал Федорца, стараясь уразуметь, куда он гнет. «В Кронштадт собирается, конечно, не по отцовской жалости, другой у него интерес. Но какой?» гадал ветеринар, через очки глядя в затененные надбровными дугами звероватые глаза кулака.
Наступило молчание. Только слышно было, как ударяли в стекла снежные порывы метели.
Теперь наша гимназия будет называться трудовой школой, объявил Ваня и, вытирая полотенцем губы, встал из-за стола. Отобрали ее у директора, гражданина Пузино.
Что же, это хорошо трудовая школа Владыкой мира будет труд! сказал ветеринар.
Назвали трудовой и закрыли, повесили на нее замок, пожаловалась Шурочка.
Как это закрыли, почему?
Топить нечем, учитель математики и немка заболели тифом.
Вот как? ошеломленно выговорил ветеринар и вновь потянулся к спирту, играющему перламутром. Хмельные глаза его задержались на сыне. Между прочим, Иван, если увижу у тебя на теле татуировку выпорю. Нынче у мелюзги такая мода расписывать тело черт знает какими рисунками.
Между прочим, на груди Луки Иванова нарисован Ленин, сказала Шурочка, бледный, как на почтовой марке.
Ваня, довольно пить, у тебя ведь сердце хворое, попросила Мария Гавриловна мужа и, чтобы смягчить свою резкость, обратилась к Федорцу: Назар Гаврилович, продали бы вы нам хоть с пудик муки.
Муки? удивился Федорец и пожевал пухлыми малиновыми губами. Нет у меня муки, осталась одна му́ка Все реквизировали товарищи по разверстке. Три года только тем и занимались, что с метелкой ходили по моим закромам. Даже мыши и те разбежались по соседним хуторам. Одарка хлеб из дерти печет.
Вы на разверстку не обижайтесь, разверстка заем у крестьянства, и при первой возможности Советская власть отдаст его сполна, объяснил Григорий Николаевич, отрубая ножом гранитно твердый, весь в зеленых прожилках, кусочек макухи.
Отдаст, когда рак свистнет Будет соль, будет и хлеб За керосин тоже можно выменять крупчатки. За пшеничную паляницу дали мне вот эту штуковину. Федорец постучал толстыми пальцами по портсигару и опустил его в глубокий карман.
Мария Гавриловна, поняв намек, посетовала:
Нет у нас серебра, Назар Гаврилович. И рады бы, да нет. И не было никогда. Бессребреники мы.
А советские карбованцы бумага, гроша ломаного не стоят. Поло́ва и та дороже. Налей-ка мне этой финь-шампани. Федорец пододвинул к ветеринару граненый стакан-со следами своих потных пальцев.
Ну, раскаркался старый ворон! Скоро правительство червонец введет в обращение, обеспечит его золотом, драгоценными металлами и каменьями, прервал старика Григорий Николаевич. Советская власть закупила
за границей сельскохозяйственные орудия. Нас уже помаленьку начинают признавать капиталистические державы. Вчера было напечатано в газете: Англия, Франция и Италия на заседании «Верховного союзного совета» порешили снять блокаду с Советской страны. В губкоме партии говорили прибыло в Россию из-за кордона более тысячи вагонов с сельскохозяйственными машинами.
Да ну? Федорец обрадовался и даже приподнялся со стула, словно на стременах. Я бы трактор купил, зерном заплатил бы, пшеницей, зернышко к зернышку. Сей бы момент отсчитал.
А жалишься, что хлеб из дерти жрешь, возмутился ветеринар; дрожащей рукой налил себе в стакан спирту и наполовину разбавил его водой, побелевшей, как молоко.
Это к слову так говорится, что хлеба нету Для доброго дела гроши всегда найдутся.
Что же, у тебя товарищи обыска никогда не делали?
Был обыск! Шукали хлеб, нашли две четверти самогона, на том все и кончилось. Федорец посмотрел на стену, где висел портрет чарусского большевика, механика Александра Ивановича Иванова. Маленькую карточку-«пятиминутку» Иванов прислал из действующей армии, накануне штурма Турецкого вала, и здесь ее пересняли, увеличили портрет. Со стены смотрела крупная бритая голова с высоким лбом, с правильными чертами выдубленного невзгодами лица; только губы словно бы высохли, стали тоньше, да на висках проступали веточки синих жил.
Видать, и его комиссарское благородие не щадят годы, промолвил кулак, мотнув головой на портрет, морда слиняла и, гляди, выжатая, как тот лимон А ты все еще уважаешь Иванова?