В компанию к Яше Блюмкину, что ли? А что, это мысль! Надеюсь, они там не дадут друг другу скучать
Может, и не дадут. Я вот о чём хотел спросить: не пора ли готовить эвакуацию из Германии? Как я понимаю, на отходе за ним вполне может увязаться кто-нибудь. нежелательный.
Вроде громил из охранных отрядов НСДАП? Трилиссер понимающе кивнул. До меня доходили слухи, что доктор Либенфельс снова ищет встречи с её верхушкой.
Полагаешь, это как-то связано с книгой?
Представь, полагаю. «Дорадо» сообщает, что в переводе фрагмента книги упоминается некий ритуал, призванный наделить сверхчеловеческой силой вождя арийской нации. Что это означает это пусть твой Барченко разбирается, а как по мне, в Германии есть только один человек, способный претендовать на такой, с позволения сказать, титул.
Ты говоришь об Адольфе Гитлере? Бокий удивлённо поднял брови. Но он же Либенфельса на дух не переносит!
Знаю, и чувство это у них взаимное. Но, что если дело повод настолько серьёзен, что эти двое способны забыть о былой неприязни?
Чекист состроил скептическую гримасу.
Если
и связку узких длинных подсумков.
Вот, держи, эта получше будет. Разберёшься?
Как нибудь!
Я шлёпнулся обратно на сиденье и сгрёб карабин. Нет, не карабин итальянский пистолет-пулемёт «Беретта» модель 1918 с откидным штыком и верхним расположением магазина. А вот и сами магазины слегка изогнутые рожки рассованы по подсумкам, в каждом масляно поблёскивают короткие толстенькие «маслята» На глаз калибр девять миллиметров, но не привычные, «парабеллумовские», а немного другие с пулей, срезанной на кончике. Сколько их в каждом рожке двадцать пять, тридцать? Плевать, потом подсчитаем
Ударом ладони я вогнал рожок в горловину приёмника, передёрнул торчащую вправо рукоять затвора. Перехватил пистолет-пулемёт за цевьё, повернулся на сиденье, уперев ногу в подножку (если сейчас Марио дёрнет рулём точно, вылечу, как пробка!) и повёл стволом на корпус впереди летящего бешеным карьером бербера.
Р-рах! Р-рах! Р-рах!
Детище итальянских оружейников забилось в руках, как живое, горячие гильзы посыпались из окошка гильзоотбойника снизу, чувствительно обжигая голые колени готовясь в поездке, мы, все трое, не преминули обзавестись короткими штанами итальянского военного образца. Гордый сын пустыни, напоровшись на мою очередь, споткнулся на полном скаку, перелетел через гриву своего коня, роняя винтовку и с разгону грохнулся в пыль. Остальные преследователи заорали, заулюлюкали, завыли, осыпая «Фиат» пулями.
Вот это другое дело, теперь повоюем всерьёз! Я встал коленями на сиденье, ухватился за борт и перелез в кузов грузовика, угодив по дороге подошвой ботинка Марио в ухо на что он отреагировал привычной уже «порко путано миа!» Бесцеремонно отодвинул Татьяну от заднего борта (она пыталась протестовать, но встретившись со мной глазами, мигом умолкла), я пристроил поудобнее «Беретту» для стрельбы с упора, задержал дыхание и открыл огонь по преследователям, как учили на стрельбище суровые инструктора-ГПУшники экономными, в три-четыре патрона, очередями.
Как там пели наши злейшие друзья-британцы ещё при Омдурмане?
«Whatever happens, we have got
The Maxim Gun, and they have not!..»[1]
Я перевернул труп. Три пули угодили разбойнику в грудь, оставив на белоснежной накидке большие расплывающиеся багровые пятна с тёмными дырочками. Конь его стоял рядом, шагах в семи. Увидав, как обходятся с телом любимого хозяина, он перебрал передними ногами, заложил уши и злобно, визгливо заржал. Я на всякий случай посторонился так, чтобы тело оказалось между мной и конём. А то кто их знает, этих берберских скотов ещё бросятся, зубы-то вон какие
Я успел расстрелять четыре полных рожка и выбил из сёдел четверых, прежде чем уцелевшие преследователи развернули коней и пустились в отступ. Марио затормозил, и задним ходом подвёл «Фиат» к последнему из убитых. Сейчас он присел возле трупа на корточки и, неразборчиво ругаясь по-итальянски, пытался отцепить от пояса трупа кривую саблю в богатых, выложенных золотом и перламутром ножнах.
Дорогая вещь пробормотал он, справившись, наконец, с узорчатой позолоченной пряжкой. Продадим саблю в Бенгази. Итальянские офицеры обожают подобные сувениры и хорошо за них платят, а мы в последнее время сильно поиздержались
Похоже, вожак этой банды. сказал я. Убитый, и правда, не был похож на рядового головореза: густая снежно-белая борода с усами, густые, тоже белые, брови, обветренное, морщинистое лицо цвета потемневшего красного дерева ни дать, ни взять, образ ветхозаветного патриарха, а не предводителя разбойничьей шайки.
Какие же это бандиты? возмутилась Татьяна, расслышавшая мои слова. Это совсем даже наоборот, ливийские повстанцы из революционной организации "Санусия"! Они, чтоб ты знал, сражаются, против банд колонизаторов, грабящих и угнетающих их страну!
Так и есть. подтвердил Марио. Это федаины шейха Ома́ра аль-Мухта́ра. Только, синьорина, «Сануссия» не революционная организация или, спаси нас Мадонна от такого, политическая партия, а суфийский религиозный орден. И его члены никакие не борцы с империализмом, а самые банальные мусульмане-фанатики. Сейчас такие, как они, по всей Киренаике режут итальянских колонистов и вояк дуче а заодно и всех прочих европейцев, кому не повезёт попасть им в руки. Этим ребятам, чтоб вы знали, наплевать, кого вы читаете, Маркса или Муссолини раз белый, то ножом по горлу, и весь разговор!