Должно хватить. повторил я Надеюсь, они нам вообще не понадобятся, вы же понимаете
Понимаю. он кивнул головой. В Иерусалиме в последнее время неспокойно.
Я протёр «люгер» тряпицей и засунул за пояс рядом с браунингом. Сразу стало неудобно. оставшиеся два пистолета я передал на заднее сиденье, Марку и Татьяне. Туда де отправились и четыре дополнительных магазина.
Для дележа арсенала мы остановились, отъехав от Эль-Керема примерно на полмили. Часы на моём запястье показывали половину седьмого утра группа отправилась «на дело» даже не позавтракав, ограничились парой чашечек кофе. На этом настояла Татьяна, сославшись на то, что их с Марком паранормальные способности проявляются ярче на фоне лёгкого голода. Я, понятное дело, не возражал, и даже отказался из солидарности от своего законного бутерброда с колбасой.
А всё же с чего это меня так нещадно колбасит? Вон, даже ладони вспотели от волнения, хотя мы ещё даже не въехали в город! Точно, надо приводить нервы в порядок. Вот закончим с этим гнилым делом, и непременно займусь: выпрошу у Барченко путёвку на Минеральные Воды благо, из Харькова туда два раза в неделю летает пассажирский «Юнкерс» «Воздухпути». Нет, лучше две путёвки себе и Татьяне. Отдохнём на этом парадном советском курорте для совслужащих средней руки, работников культуры и передовиков производства, подлечим сероводородной вонючей водичкой нервишки, вконец разболтанные на службе мировой революции, заодно и отношения наладим
выглядели погромщики, от которых он когда-то не успел спасти ребе Бен-Циона. Тот, в чьем сознании оказался Яша, идёт вместе с ними. Снова видна его рука нет, не его, а чужая, рука молодого человека с гладкой, неестественно бледной кожей, на которой отчётливо выделяются редкие рыжие волоски и россыпи веснушек рука этот сжимает большой автоматический пистолет незнакомой системы. Вот незнакомец прижимается к стене, пропуская вперёд себя о лестнице ещё одного сына пустыни, вооружённого револьвером с длинным гранёным стволом, на который прицеплен нелепого вида трёхгранный штык с массивной гардой из красной меди...
мгновенный приступ дурноты, в котором растворилось короткое, полусекундное видение вооружённые до зубов люди восточной внешности, одетые в арабское платье, прижимаясь к стенам, на цыпочках поднимаются по лестнице дома этого самого дома, на втором этаже я сейчас торчу! В их руках кривые кинжалы и револьверы, на смуглых лицах горят яростью и жаждой крови глубоко запавшие глаза
Изо всех сил пинаю дверь и навскидку, из обоих стволов стреляю в грудь тех, что поднимаются первыми. Промахнуться с расстояния в четыре шага немыслимо, но один всё же успевает среагировать и присесть, так что пуля достаётся тому, что идёт следом. Я продолжаю жать на спусковые крючки, не особо утруждая себя прицеливанием. Незачем узкая лестница забита людьми в белых до пят накидках и пёстрых арабских платках, пули браунинга и «люгера» с каждым выстрелом переводят их из состояния жаждущих крови убийц в категорию «мёртв, как бревно».
Лестница завалена трупами, но пули летят в меня снизу противник спустился на один пролёт вниз, и наугад палит из револьверов.
Бах! Бах! грохает за спиной, и что-то обжигающее царапает мне ухо.
Марк, что ли? Опомнился и решил принять участие в веселье? Точно, он самый и есть палит в белый свет, как в копеечку, закусив от старательности губу. Матерюсь в голос ещё чуть-чуть, и он разнёс бы мне затылок.
Подряд два сухих щелчка сначала на задержку встаёт откатившаяся назад затворная рама «браунинга», и сразу вслед на ней замирает в заднем положении коленчатый рычаг люгеровского затвора. «Пустой! ору во весь голос и отпрыгиваю за дверной косяк. Прикрой и хорош палить, шугани этих уродов страхом, как умеешь!..»
Какое там! Если пришло время для подвигов советский комсомолец не будет тратить его на всякие там паранормальные фокусы! Марк встал в полный рост встал в дверном проёме пистолет он держит обеими руками, направленным вниз по лестнице Бах! Бах! Бах!
Пуля рвёт ему рукав выше локтя одновременно с выстрелом, опустошившим магазин Хватаю недотёпу за полу куртки, изо всех сил рву на себя Марк с придушенным воплем влипает в стену коридора, пистолет с лязгом катится ему под ноги. Но мне не до того «люгер» в правой руке, верный «браунинг» в левой боком, лёжа, высовываюсь в дверной проём и часто, с обеих рук отправляю в гости к гуриям ещё парочку арабов, решивших, что сопротивление гяуров сломлено и можно уже начинать резать. Снизу отвечают частые выстрелы, но на этот раз пули не свистят над головой, не выбивают каменное крошево из стен целят явно не в меня. Я осторожно, прижимаясь к косяку, приподнимаюсь на колене и успеваю увидеть, как последний араб падает, схлопотав между лопаток порцию свинца от кого-то, стоящего снаружи, за порогом дома.
Его едва хватило на то, чтобы выбравшись из кабины лифта, кое-как попасть ключом в замочную скважину и без сил повалиться на табурет, стоящий в прихожей возле вешалки.
Это было что-то новое на этот раз то, что ему привиделось, не было ни фрагментом его собственных воспоминаний, ни тем, что видел его альтер эго. Яша оказался в шкуре кого-то третьего, причём явно недружественно настроенного труп «Прыгуна» с перерезанным горлом тому свидетельство