Довольно быстро одевшись, я подвигал руками и ногами, разминаясь и разгоняя по жилам кровь, отравленную парой промилле алкоголя и слишком долгим присутствием рядом с этим телом токсичной женщины. Сориентироваться удалось по указателям на домах улица Достоевского! Очень символично. Роман "Идиот", издание второе, исправленное и дополненное.
Достоевского это всё-таки район Снежкова, так что опасаться внезапного гоп-стопа практически не приходилось, и потому я быстрым шагом двинул в сторону центра. Напиваться вечером воскресенья ну, о чем я думал? А всё этот старый конь Сивоконь!
Вообще-то это было страшно: ни черта не помнить. Не знаю, как с Белозором со мной такого раньше не случалось. Последние воспоминания: Анатольич праздновал рождение внука, а в одиночку он не пил считал зазорным. Потому пригласил меня. Не знаю, как так вышло, что именно со мной сдружился этот матерый водила и просто прожженный мужик, но общались мы, пожалуй, поболее, чем любые два других сотрудника редакции. Поэтому я не счел для себя слишком большой наглостью заявиться к нему с утра пораньше. Нужно же было выяснить, как я оказался в квартире у Май!
***
Анатольичу тоже не спалось. Он сидел под подъездом на лавочке и курил, щуря от дыма заспанные глаза. На часах было около семи утра.
О! К нам приехал, к нам приехал... Герман Викторович да-а-а-арагой! пропел он сиплым голосом, А ты что тоже про Исакова вспомнил?
Ох, мать! Вот теперь вспомнил. Исаков организовал пресс-тур для журналистов областных и республиканских изданий, чтобы показать, чем живет дубровицкая нефтянка. Одна из самых молодых и перспективных отраслей народного хозяйства БССР, между прочим! Он за эти три месяца, что прошли после его назначения на должность заместителя генерального директора НГДП "Дубровицанефть", много внимания уделил культуре труда и быта на предприятии и теперь спешил похвастаться результатами своей бурной деятельности. Вот уж кого не обвинишь в излишней скромности! Но мне это было только на руку. Пусть все знают, что в Дубровице работать лучше всего, и начальство у нас самое-самое... Я его так распишу Геббельс позавидует!
О, вижу вспомнил. Что, Гера так плохо?
Очень плохо, Анатольич. Ты как меня до такого состояния опоил, признавайся?
Я-а-а-а? Сивоконь сделал честные глаза, что, учитывая его прапорское прошлое, выглядело очень подозрительно, Да ты сам хлопнул сто, потом еще двести, потом снова сто и пошел на переговорный пункт в Мурманск звонить! Я тебя остановить пытался в дверях стал, да куда там! Ты меня за плечи взял и переставил. И пошел!
Да?- растерянно почесал затылок я, Так переговорный пункт же не круглосуточный вроде?
А я тебе о чем толковал? Но тебе, если вещи своими именами называть, было до сраки! Вынь да положь тебе межгород с Мурманском. И ушкандыбал ты в ночь широкими шагами... Не буду я больше с тобой коньяк пить, Белозор, он на тебя оказывает негативное влияние.
Я вообще больше к коньяку не притронусь, Анатольич... Проснулся черт знает где, черт знает с кем... Тьфу, тьфу, думать страшно...
Вот даже как? он докурил и выбросил окурок в мусорку, Ну,пошли вместе до гаража, а потом в редакцию за аппаратурой. У тебя-то с собой ничего нет?
Еще и издевается... Сам-то чего на улице в такую рань сидишь? Тоже не от хорошей жизни, наверное?
Мы шли по улице Ленина в сторону типографии там стоял редакционный гараж. Под ногами бугрился асфальтовый тротуар, сквозь трещины в котором пробивалась уже тронутая желтизной трава и редкие подорожники. Опиленные весной ясени обросли и уже напоминали не бритых рекрутов, а местных модников с растрепанными неряшливыми патлами. В следующем году их кроны уже будут походить на прически-афро, а еще через год их снова опилят до того самого, уродского состояния...
Жена меня на улицу выгнала, представляешь? пыхтел на ходу Юрий Анатольич.
Как все профессиональные водители он не очень-то любил ходить пешком, и теперь семенил, пытаясь угнаться за мной. Шагал я быстро было сыро и по-осеннему прохладно, да и башка во время ходьбы трещала куда меньше.
Пришел я, конечно, поздно, и под этим делом, вещал Сивоконь, Ну, а она сидит на кухне и ест борщ. Увидела меня давай ругаться. Мол, дети были за детьми доедала, внуки появились за внуками доедает, муж балбес, прийти вовремя не может, за ним тоже подъедать приходится... А я ей говорю: заведи поросенка!
И что?
Она говорит и за ним доедать, что ли, тоже?
Я посмотрел на него и загыгыкал, он тоже расхохотался, радуясь своей шутке, смеялся смачно, до слез, вытирая их ладонями, потом успокоился и сказал:
А если серьезно спину крутит, на погоду. Не спится. Дерьмовая ночь была.
Это уж точно...
***
Я уже здорово обжился в белозоровском кабинете: у меня тут имелась смена одежды, кое-что из продуктов, пара запасных кассет для "Sony" сейчас бесполезных, ибо диктофон (я надеюсь!) остался дома, и еще всякая всячина так сказать, дублирующий состав привычного барахла, которое я имел обыкновение таскать в рюкзаке или в карманах. А еще лекарства! Приняв две таблетки цитрамона за раз, я почувствовал себя гораздо лучше, и, в принципе, был готов к труду и обороне ровно в восемь. Я успел к этому времени перекусить отвратительным кофе и восхитительным бутербродом и даже побриться в мужском туалете благо, пришел практически одновременно с уборщицей, времени на всё хватило.