И родился мальчик. Который был мудрым. Конечно мудрым. Ибо случилось это под персиковым деревом в деревушке, называвшейся «Удручённая доброта», в «Уезде жестокости» в «Округе горечи» и в «Государстве страдания». Причём на небе была «косматая звезда». Панки в космосе это всегда тревожно.
Конечно, все окружающие сразу поняли: пришёл «большой бздынь». Но были разные мнения не знали кому именно. И просто из чувства самосохранения немедленно записали мальчика из простой крестьянской семьи прямо в императорские архивариусы.
Империя Чжоу в те времена разваливалась, и только две вещи удерживали её на плаву: «небесный мандат» и императорский архив. Там было столько компромата на всех
Вот он и вырос в этом архиве. Да, именно архивный мальчик. Именно из налоговых архивов. Так недоимки же надо платить! А для этого хранить. Вот именно в реестр неплательщиков его и заворачивали. А реестром злостных подтирали. Оба реестра из шёлка. Да, Мара, это дорого. Но нарушение налоговой дисциплины дороже.
Ребёнок был изначально грамотным. Да он же ел и пил на мудрости! На всех этих раритетах, палимпсестах, шелках, лотосах и папирусах. Мальчик тихо рос себе, набираясь веса и ума. Он бы так и остался одним из многих архивариусов тех и не тех ещё времён. Как Молчалин:
К хозяйским дочкам и одновременно к их служанкам не приставал. Вообще, как всякий нормальный архивариус, был человеком сексуально озабоченным, но не агрессивным.
«Все люди держатся за своё я,один лишь я выбрал отказаться от этого.
Моё сердце подобно сердцу глупого человека,-
такое тёмное, такое неясное!».
Так и прошла бы его жизнь в тишине и общепризнанной мудрости, ибо и прозвали его Лао-цзы, что на тамошнем наречии означает «мудрый младенец» или «старый ребёнок», за успехи в налоговой оптимизации и вбрасывании компроматов, но случилось обычное: молодёжь подвалила. Во дворец в 517 году до Рождества Христова заявился другой непростой «простой мальчик» местный надзиратель за амбарами и присматриватель за казённой скотиной по имени Конфуций.
Конфуцию было 33, он был выскочка, карьерист, государственник и патриот. А теперь пришёл учиться у патриарха. Лао было 87, и он ответил внятно.
Конфуций, всегда неукоснительно соблюдавший правила приличия, занял в высшей степени почтительную позицию. Он хотел учиться. Он рассказал Лао-цзы, что искал истину с самого начала своей карьеры, не имея к тому никаких побудительных мотивов, кроме стремления быть полезным государству и народу. Ну, если не считать низкого происхождения от изгнанной из дома хозяина наложницы, в упор не видящей приблуду родни и постоянной нищеты и оскорблений с раннего детства.
Лао-цзы встретил почтительное приветствие и слова молодого человека довольно резко: «Избавьтесь от самодовольного вида и множества желаний, от привычки втираться в доверие и необузданной воли. Они вам совершенно ни к чему это все, что я имею сообщить вам».
Конфуций «сделал благородное лицо», подал в отставку с должности «главного погоняльщика овец и баранов», но не устроил себе харакири, а добился увольнения мудреца.
«Патриот и государственник» подсидел «смущённого налоговика». Всё, что «не к чему» оказалось «к чему». Бедному Лао-цзы, который всю жизнь провёл в архиве, пришлось выйти из императорского дворца в незнакомый, дикий и пугающий мир. Это было настолько не похоже на прежнее, контраст был столь велик, что он написал:
«Повседневный мир людей ясен и очевиден,один лишь я живу в мире смутном,
подобном вечерним сумеркам».
Лао-цзы получил выходное пособие в форме старого смирного буйвола удивительной чёрно-зелёной масти и отправился в «куда глаза глядят». Глаза буйвола смотрели на северо-запад, в сторону пустыни Гоби, а «мудрому младенцу» было всё равно. Лишь бы убраться из-под налоговой юрисдикции в конфуцианском исполнении.
«Старый ребёнок» был мудр и прозорлив: несколько последующих столетий показали, что приход в любом из королевств к власти поклонников Конфуция, с их неуёмным стремлением к общенародному благу и гармонии в государстве, всегда сопровождается террором, превосходящим по своей жестокости и масштабности обычные феодальные разборки. Только дикие кочевники сравнимы по разрушительному эффекту с представителями конфуцианцев «школы образованных людей».
Конфуций выдвинул идеал государственного устройства, в котором при наличии сакрального правителя, реальная власть принадлежит «учёным», совмещающими в себе свойства философов, литераторов и чиновников. Государство отождествлялось с обществом, социальные связи с межличностными, основа которых усматривалась в семейной структуре. Семья выводилась из отношений между отцом и сыном. Функция отца принималось аналогичной функции Неба. Поэтому сыновняя почтительность была возведена в ранг основы добродетели.
Древние евреи тоже так думали: «Чти отца своего». Но в Торе это лишь одна из десяти заповедей. Остальные несколько
притормаживают абсолютность маразма, до которого человечество доводит реализацию любой философской посылки. У китайцев тормозов не было.