По сути, он мог держать оборону несколько месяцев, до полутора лет примерно. Если бы такая система обороны существовала у наших войск в Севастополе или Новороссийске, да в том же Бресте! то немцам пришлось бы стянуть к ним ещё большие силы, и вся война стала бы развиваться иначе.
Правда, есть у этого УРа и недостатки, философски заметил капитан.
Да какие ж они там могут быть? удивился Миха.
Багрянов рассказал, что наши получили такую информацию. По разведсхемам, с наблюдательных пунктов детально изучали укрепления японцев, и им бросились в глаза два очень интересных обстоятельства. Прежде всего, хоть каждый из пяти узлов сопротивления и растянут по фронту, но не глубок. Расстояние
от переднего края до тыловой позиции не превышает десяти километров, а в некоторых местах и того меньше.
Но главное передний край укрепрайона выведен прямо к пограничной черте. Вот мы проехали всего три-четыре километра, а прямо отсюда уже видны амбразуры некоторых дотов и дзотов.
Ну и что в этом особенного? спросил военкор, делая пометки в блокноте.
А то, что когда японские военные специалисты строили эти дорогостоящие сооружения, то полагали, что их наглые агрессивные вылазки мы всегда будем встречать обороной и контрударами только на своей территории, как во время событий на Хасане и Халхин-Голе. Они даже подумать не хотели о том, что в случае нашего наступления мы с первых же часов огнём артиллерии разгромим эти близко придвинутые к границе доты и дзоты, ответил Багрянов. Что теперь видно, и протянул Михе бинокль.
После военкора я тоже посмотрел. Да, в самом деле, артиллеристы здорово там всё перепахали. От многих укреплений только бетонные обломки остались с торчащей погнутой и даже разорванной, словно толстые верёвки, арматурой. Где-то горело ещё, в других местах дымилось. Правда, было неизвестно, сколько там японцев и готовы ли они биться до последнего.
Но есть и ещё один хороший момент, заметил капитан. Отдельные опорные пункты какая-нибудь высота с группой дотов японцы обнесли по кругу противотанковым рвом, колючей проволокой и надолбами.
Что ж тут хорошего? задал я вопрос.
А то, что когда штурмовые группы пойдут в атаку, то сразу смогут определить границы очередного опорника, его фланги, а значит и примерное расположение и огневых точек, и минных полей, и малозаметных препятствий.
Это каких? уточнил военкор.
Проволочные заборы на низких кольях, спирали «Бруно» и прочее.
Капитан посмотрел на часы.
Всё. Пора начинать. Под ногами не мешайтесь, и он приказал ординарцу созвать к себе командиров подразделений, чтобы отдать приказ о начале наступления.
Ну что, товарищ военкор? Тут посидим, подождём, или туда, я мотнул головой в сторону японцев, в атаку пойдём?
Миха растерялся. Было видно по лицу, как его терзает мыслительный процесс. В самом деле: откажешься, могут (я прежде всего) счесть трусом. Пойдёшь вперёд, и есть шанс получить пулю или осколок. Но военкор оказался парнем бравым, хоть и оставался внешне увальнем.
Я пойду. А ты, Лёша, можешь оставаться.
Я усмехнулся.
То есть пока ты там будешь материал для номера собирать и наблюдать всё самое интересное, мне в машине сухари жрать с тушёнкой? Обижаешь, товарищ младший лейтенант. Я с тобой. Ты не против?
Никак нет, широко улыбнулся Миха.
Вскоре совещание окончилось, командиры разошлись по своим подразделениям. Спустя десять минут в небо взмыла красная ракета. На бруствер неглубокого (стрелки же тут не собирались оборону держать, окапывались недолго) окопа поднялся офицер и, как на знаменитой фотографии «Комбат» Макса Альперта, подняв руку с зажатым в ней ТТ, закричал:
За Родину! За Сталина! Вперё-о-о-од!
Ура-а-а-а-а! раздались сотни голосов, и стрелки лавиной, стреляя на ходу, бросились в сторону японских позиций.
Глава 19
Я из этой категории, потому за ленточкой и не сложил буйную голову от какой-нибудь глупости. Ну, а что меня там взрывом убило, так это случайность, а не последствие моей безбашенности. Такие на войне долго не живут.
Вижу, как страшно Михе. Ведь не просто вот так взять и побежать навстречу смерти. Я делал это много раз, но до сих пор привыкнуть не могу. А ему предстоит впервые. Он левой рукой стиснул «Лейку», а правой поглаживает кобуру своего ТТ, которым едва ли когда-нибудь пользовался. Решить, бедолага, не может: ему сейчас фотографировать или во врага стрелять?
Я подошёл к военкору, положил руку на плечо, и Миха вздрогнул так увлечённо смотрел в сторону японских позиций.
Ты сейчас военкор, дружище. Фотоаппарат твоё оружие. Ну, а сам буду прикрывать, и потряс автоматом. Так что давай. Вперёд.
Мимо нас через невысокий бруствер перебирались новые и новые пехотинцы. Со стороны врага давно уже гремели выстрелы: в основном, из стрелкового
оружия. Только мы, пока стояли замерев в окопе, словно не слышали их. Теперь весь грохот словно потоком ворвался в уши: крики, свист пуль и осколков, тарахтенье пулемётов и автоматов, сухие щелчки винтовок.
Миха, бледный, поднялся и быстро побежал вперёд. Я следом, внимательно глядя по сторонам. Автоматически выискивал место, куда можно будет прыгнуть, если арта накроет. Японцы били из пушек и миномётов, но они делали это как-то нерешительно, что ли. Не такой уж и плотный был огонь. Да и свинцом оружейным нас не поливали так густо, как ожидалось. Хотя вокруг и свистело противно, и пули шмякались в землю, взметая фонтанчики. Мы бежали упрямо вперёд, вокруг нас двигалась пехота. Кто-то просто двигался упрямо, кто рывками, словно преодолевая страх.