Да-да, конечно, я понимаю, ответила девушка и разлила по алюминиевым кружкам ароматный чай.
Потом мы сидели, ели бутерброды. Зиночка не старалась особо, может, поела недавно. Во мне так аппетит проснулся. Срубал всё, что на тарелке было, а после даже принялся хрумкать рафинадом, что твой конь. Причём так споро, аж стыдно стало. Отложил недоеденный кусочек обратно.
Давно ты здесь? Ну, при складе? спросил я, чтобы избежать неловкой паузы.
Третий месяц. В июне, сразу после окончания курсов, сюда направили, рассказывает Зиночка, а я смотрю на неё и откровенно любуюсь. Особенно нравится эта её манера шевелить при разговоре только нижней губой. У неё они пухленькие, мне такие приятны. И как произносит девушка слова, напоминает одну мою пассию. Эх, давно дело было, но та, из прошлого, будоражит кровь поныне.
Зиночка что-то ещё лопочет про курсы, добровольную отправку в армию, а мне интересно другое: откуда она родом? Так и спрашиваю.
Из Сталинградской области, отвечает.
Чего? изумляюсь, но тут же гашу пламя эмоций, поскольку Алексей Оленин ленинградский, а волгоградский тут я, который в его теле оказался.
Ой смущается Зиночка. Я что-то не так сказала?
Нет-нет, улыбаюсь. Всё хорошо. Просто у меня родня там. А откуда ты?
Из Безродного.
Прости не припомню. Стоп. Это, кажется, Волжский?
Зиночка поднимает брови.
Ну я снова влип. Волжским это село станет только в конце 1950-х годов, когда последних его жителей переселят в новостройки вновь возникшего города. Как же это Зиночке объяснить? В общем, понятно. То есть ты сельская. Да? перевожу тему.
Точно, широко улыбается девушка. А ты?
Ну, я городской. Из Ленинграда, отвечаю, а сам думаю, как бы впросак не попасть.
Ой Это так замечательно, романтично произносит девушка. Город Ленина, колыбель нашей Великой Октябрьской социалистической революции. Всегда там мечтала побывать. Даже больше, чем в Москве. Увидеть Смольный
Приглашаю в гости, говорю, немного дурея от собственной наглости.
Правда глаза у Зиночки становятся огромными, и тем они прекраснее.
Конечно! Вот война кончится, и я тебе в Ленинграде такие места покажу
Какая война? не понимает моя собеседница.
Э ну с японскими милитаристами.
Разве она будет?
Думаю несколько секунд, а потом твёрдо отвечаю:
Конечно!
Глава 12
Но и просто так продолжить наш разговор не могу. Не хочется выглядеть в глазах девушки пустобрёхом. Потому решаюсь на крайнюю меру. Наклоняюсь к ней чуть ближе через стол и говорю загадочным голосом.
А ты знаешь, Зиночка, что моя бабка по материнской линии была ведуньей?
Как это? таким же таинственным тоном отвечает девушка, продолжая смотреть на меня с интересом и затаённым страхом. Это ведьмой, что ли?
Ну при чём тут ведьма. Ты же комсомолка? спрашиваю.
Конечно!
Я тоже. Правда, мне давно уже пора в партию вступать ну ладно. В общем, комсомольцы во всякую эту потустороннюю ерунду не верят. Правда же?
Ага!
А ведунья это та, что видит будущее. Не гадалка, не предсказательница. Она просто Ну вот бывает такое: словно затмение какое на неё находит. Сядет у себя в комнате, кота чёрного на колени положит, посидит так часок-другой. Потом выходит и говорит: «В следующую среду Митька-тракторист с Васькой-механизатором подерётся. Из-за Ленки, а победит Васька, у него под рукой лопата окажется». Всё.
Что всё? спрашивает Зиночка поражённо.
Так и сбудется, представляешь!
Ох она глядит на меня, потом чуточку щурится и тянет уголок рта в сторону, усмехаясь едва заметно. Это вы всё шутите так, да, товарищ старшина?
Меня так и тянет сказать ей: «Вот те крест!» и осенить себя знамением, но вовремя спохватываюсь:
Честное сталинское!
Зиночка перестаёт улыбаться.
Конечно, бывало, что бабка и ошибалась. Но очень редко и по мелочи. Так вот, я всё это к чему веду? Мне её дар передался. Могу рассказать,
например, что будет послезавтра. Только тс-с! приложил палец к губам. Это сейчас самая что ни на есть главная государственная тайна. Если расскажешь кому всё.
Что всё? дрожащими губами спросила Зиночка.
Расстреляют, вот что, сказал я, и девушка побледнела так сильно, что стало заметно даже при тусклом свете лампочки. Поняв, что перебрал с впечатлением, я быстро взял кружку и протянул ей. Ну-ка, глотни чайку. И сахарку погрызи. Полегчает. Чего разволновалась так? Думал, ты девушка не болтливая. Или ошибся?
Зиночка быстро выполнила, что требовалось, помотала головой.
Я никому!
Поклянись.
Клянусь именем Ленина-Сталина!
Я едва удержался, чтобы не улыбнуться. Какие всё-таки люди были наивные почти сто лет тому назад. Но и простые, светлые. Без двойного дна. Вон даже тот здоровяк. Не понравился я ему, обиделся он. Пришёл мне морду бить. А мог бы в спину выстрелить из леса. Кто б потом нашёл его?
Послезавтра, 9 августа, войска нашего фронта перейдут в наступление. Начнётся советско-японская война. 2 сентября Япония капитулирует, как это раньше сделала фашистская Германия. И всё, Зиночка. Мы с тобой поедем домой.
Девушка выслушала молча. Лицо у неё было такое, словно до её ушей долетело некое откровение. Настолько сильное, что заставило Зиночку сначала вытянуться на табурете, а потом замереть с каменным выражением лица.