И Кейт стала сиделкой. Первые две недели она почти не выходила из комнаты мужа, да и потом проводила там целые дни, потому что Гого хотел видеть ее постоянно рядом.
Он засыпал ее словами благодарности и нежностями, клялся, что никогда больше не возьмет в рот спиртного, что тотчас же после выздоровления займет место, любую предложенную должность, только бы работать. Кейт воспринимала все это с милой улыбкой, хотя он не обольщался надеждой, что ему удалось воскресить в ней веру. И тогда приходили к нему минуты отчаяния.
Не веришь! кричал он. Не веришь мне! Ты убьешь меня этим неверием!
Но я же верю, верю тебе, отвечала она спокойно.
Ты так говоришь, чтобы только успокоить, успокоить
Как же мне, Гого, убедить тебя?
Стань другой! Другой?.. Но какой?..
Ой, не знаю, не знаю, только не такой безжалостной!
Она просто расхохоталась.
И что только этот человек говорит? И это о собственной сиделке!
С какой последовательностью и настойчивостью она замыкалась перед ним, с какой беспощадностью удерживала непреодолимую дистанцию между ним и собой.
Ты презираешь меня, сказал он ей однажды. Ты смотришь на меня, как на жалкую тварь, с высоты своего совершенства, считая себя существом безгранично выше меня. О, не возражай, я знаю, что так оно и есть. Но ты ошибаешься, ты не совершенна, потому что ты не человек, ты автомат, сделанный из добродетели и достоинств, но автомат. Знаешь, чего тебе не хватает?.. Тебе не хватает сердца!
Мне не хватает еще чего-то, ответила она весело, не хватает благоразумного мужа, который бы не молол такой несусветной чепухи.
И только так ты можешь ответить мне? спросил он с горечью.
А что же еще тут можно добавить, разве только то, что вместе с выздоровлением тебя покинут такие нелепые мысли.
Однако мысли не покинули его. Гого понравился и начал вставать. Первый раз он вышел из дому в годовщину их брака. На вечер они пригласили несколько человек, и Гого сам хотел выбрать вина, но прежде нужно было зайти в ломбард, чтобы заложить жемчуг Кейт. На протяжении лета он истратил много денег, а потом и болезнь потребовала огромных затрат.
Не без смущения обратился он к Кейт за этим жемчугом. Зная ее привязанность к драгоценностям, думал даже, что откажет. Однако после минутного колебания она сама принесла коробку с колье.
Когда он вернулся, она попросила квитанцию из ломбарда.
Я оставлю ее у себя, ответил он. Я обязан сам выкупить этот жемчуг.
Нет, нет, настаивала она, я хочу, чтобы квитанция была у меня.
Она произнесла это с особой категоричностью. Не сказав ни слова, он выполнил ее желание, но уже весь день был испорчен, и вечером он напился, как себе объяснял, назло Кейт, а точнее потому, что не обладал достаточно сильной волей, чтобы сдержать клятву.
Около полуночи гости начали расходиться. Было ясно, что все по старой привычке
пойдут в ночной бар, и Гого смотрел на них с завистью. Около часа последними вышли Фред и Али-Баба.
Гого налил себе рюмку рейнского вина и сказал:
Видишь, я остался. Сама понимаешь, что после такого долгого перерыва мне было бы приятно пойти куда-нибудь, но я остался. К сожалению, ты никогда не соблаговолишь заметить мои жертвы.
Кейт, занятая уборкой со стола, ответила:
Я не могу их не замечать, ты так много и так часто говоришь о них.
Ага, и это уже мешает тебе!
Вовсе нет, пожала она плечами, только то, что ты называешь жертвой, ни в коей мере не является таковой для меня.
А для кого же?
Не знаю, только не для меня. Разве я прошу тебя отказываться от твоих удовольствий?
Не просишь, согласился он и добавил с сарказмом. Не изволишь просить, не желаешь снисходить до просьбы.
В ее глазах промелькнуло гневное выражение, но ответила она со своей обычной сдержанностью:
Я не прошу тебя потому, что меня это не интересует.
Естественно. Как же могут тебя интересовать поступки твоего мужа! Ха!
Кейт молчала.
У тебя нет сердца. Ты холодна как лед. Вот и все. Я мог бы умереть, а ты бы и слезинки не уронила.
Она взглянула на него и серьезно сказала:
Каждый человек, я полагаю, имеет определенный запас слез, и если он использовал их при других обстоятельствах, не нужно удивляться, что запас иссяк.
Ага! выкрикнул Гого. Значит, следует понимать, это я выдавил из тебя все слезы? Ну, знаешь, это уже похоже на насмешку. Выходит, я такой плохой человек, такой никудышный муж, подлец, словом, самый худший, да? Обижаю тебя, притесняю, позорю, не так ли? Отвечай!!! Прошу тебя, ответь!
Я никогда этого не говорила.
Но ты так думаешь.
Это лишь твое предположение.
Убежденность, поправил он.
Беспочвенная.
Но правдивая. О, моя дорогая, ты совсем не знаешь жизни, ты не знаешь людей! Сколько женщин завидует тебе, мечтая иметь такого мужа, как я, мужа с моими недостатками и пороками. Уверяю тебя, что только в твоих глазах я достоин презрения. Есть много людей значительно хуже меня.
Не сомневаюсь в этом, но я никогда не думала о тебе с презрением.
Ты считаешь меня таким толстокожим, что я этого не чувствую?
Скорее наоборот, я думаю, что ты отличаешься чрезмерной впечатлительностью и склонностью внушать себе несуществующие вещи. Я не давала тебе повода для подобных домыслов. Однако если считаешь, что я проявила какую-нибудь бестактность, что надлежащим образом не исполняю свои обязанности, которые взяла на себя, став твоей женой, сделай замечание и можешь мне поверить, что