В одежде?
Во всем. Однако, чтобы не расширять задачу, ограничимся модой в одежде, в прическах и т. п. Тут, кажется, Платон больше прав, чем граф Кастильони, так как сам факт повсеместности и беспрестанной изменчивости моды свидетельствует о небольших симпатиях женщины к традиционализму. Наоборот, почти каждая способна к дальнейшим пожертвованиям, к физическим страданиям и даже к риску стать смешной, только бы не опоздать в перемене. Можно, правда, усматривать в этом инстинкт соперничества, но с момента, когда это движение становится постоянным и массовым, индивидуальные импульсы, наверное, играют здесь небольшую роль.
Анна посмотрела на часы. Она очень высоко ценила разговоры с Марьяном, хотя обычно спустя какое-то время ее начинало утомлять уже то, что содержание этих разговоров не имело никакой
связи со срочными и более близкими делами. «Мир мы все равно не изменим, думала она, а в нем нужно жить». А Марьян как раз не умел этого и потому ее обязанностью было следить, чтобы он не отдалялся слишком далеко от обычных жизненных потребностей.
Кроме того, она не умела с ним дискутировать. Что бы он ни говорил, она готова была принять, потому что принимала его таким, каким он был, потому что любила его, и те или другие взгляды не оказывали на это ни малейшего влияния. Вероятно, поэтому она не находила аргументов, опровергающих его утверждения. В разговоре с ним не было необходимости в обостренном внимании, памяти и мысли. Здесь не нужно было тотчас же реагировать на каждую мысль, быть настороже, чтобы последовательно дискутировать, иметь постоянно открытый состав реквизитов фамилии, цитаты, названия произведений, чтобы всегда можно было найти что-нибудь соответствующее и даже эффективное. Когда она еще не знала Марьяна так близко и относилась к нему, как к другим мужчинам, она могла быстро мобилизовать свой интеллект и дискутировать по самым трудным отвлеченным темам, подчас удивляясь самой себе. Острота, живость, проницательность приводимых доводов складывались в единое целое, блистательное, интересное, утонченное и часто очень убедительное. Такой разговор, такой спор напоминал партию тенниса, а отличался тем, что, чем более высокого класса был противник, тем совершенней реагировал на него ее интеллект. И как после партии тенниса, она чувствовала себя иногда уставшей, исчерпанной и какой-то ошеломленной.
Но ее партнером в дискуссии не мог быть кто-то полностью безразличный или уж совсем близкий. Внутренний допинг рождался лишь тогда, когда она хотела понравиться и вызвать к себе интерес или чувствовала к этому человеку неприязнь, спонтанную антипатию и просто хотела добиться над ним победы. Если такая победа в глазах аудитории приносила ей лавры, если давала возможность эффектно показать себя, а в противнике она отмечала восторг, то уже не питала к нему неприязни. Муж Анны неоднократно острил на эту тему, что раздражало ее. Эти остроты были довольно банальными. Кароль всегда подходил к ней поверхностно. Так, пожалуй, все мужья трактуют своих жен. Когда однажды она ему об этом сказала, он пожал плечами:
Знают их.
Но знали их также, когда женились.
Тогда было другое дело, они были другими.
Нет, были теми же, ответила она спокойно, хотя все в ней негодовало, только такой муж после свадьбы считает лишним усилием вообще разговаривать с женой.
Наверное, не находит в этом ничего интересного.
Спасибо тебе, оскорбилась она.
Но, моя дорогая, удержал он ее, я не говорю о нас, я не говорю о тебе. Мы ведь часто разговариваем.
Однако это было не так. Они действительно разговаривали, но только о домашних делах, о Литуне и ее здоровье, о прислуге. Кто же назовет это дискуссией?
Владек Шерман утверждал:
Брак уже в самом основании неустойчив. Устойчивость рождается из обмена мыслей, чувств и наслаждений. Спустя несколько лет наслаждение приобретает привкус черствого хлеба, чувства охладевают. Все мысли знакомы, точно истершаяся от использования монета. Остается иной обмен: плохим настроением днем и неприятными запахами ночью.
В другой раз он говорил:
Там, где среди мужчин находятся женщины, не может быть дискуссии. Женщины в большинстве своем не способны дискутировать. Когда они остаются без мужчин, их удовлетворяют сплетни, болтовня, споры или ссоры.
Несмотря ни на что, Анна любила Владека и с улыбкой воспринимала то, что называлось его цинизмом. Ее развлекало даже то, что она считала парадоксами, а злобу и женофобию Владека она относила за счет его увечья.
Она любила разговаривать с Дзевановским, любила слушать его заключения, правда лишь в том случае, если они не были слишком длинными. А как раз чаще всего так и случалось. У них никогда не было времени, и часы уходили на общие проблемы, ни в коей мере не касающиеся их личных. А она была слишком во власти жизни, чтобы надолго забыть о ее требованиях.
Нам уже нужно идти, она посмотрела на часы и пригласила официанта: Прошу счет.
У официанта не нашлось сдачи, а у Марьяна не было мелких, и Анна поспешила этим воспользоваться. Под разными предлогами она всегда старалась регулировать общие счета, зная, что он не обращает на это внимания и что ему очень нужны деньги.