«Тихонько, наверное, с утра собирался, чтобы меня не разбудить, свет включать не стал, подумала Катерина Михайловна. И как он там теперь, без теплой-то одежонки? Одеялом
старым разве каким укроется И голодный, наверное! Что он там съел-то за день? Пару бутербродов да кефир выпил»
За окном и правда холодало и жутко завывал ветер подруге даже пришлось надеть теплую кофту и связанные мной в подарок носки. Отопление еще не дали. Катерина Михайловна прилегла на кровать, укрылась пледом и, включив настольную лампу, принялась читать интересную книгу. Всего через полчаса она начала зевать видимо, действовала погода. В такую погоду и впрямь только оставаться дома и спать.
Однако заснуть молодой жене не давали муки совести: она так и не могла свыкнуться с мыслью о том, что ее бедный Климент Кузьмич, когда-то давно застудивший себе спину на фронте в окопе, будет сейчас ворочаться в летнем домике и укрываться старыми байковыми одеялами, стуча зубами и отчаянно пытаясь согреться.
Поворочавшись еще немного, Катерина Михайловна посмотрела на часы (половина восьмого!) и приняла единственное, как ей тогда казалось, верное решение для любящей жены. Взяв ватник, шапку, а заодно и теплые кальсоны и авоську с провизией колбасой, батоном, пирогом и большой трехлитровой банкой домашнего борща, она двинулась на Ярославский вокзал, ежась от холодного вечернего воздуха.
Моей подруге повезло: электричка на станцию, неподалеку от которой располагалась дача Климента Кузьмича, должна была вот-вот отправиться. Наскоро взяв билет у хмурой кассирши, Катерина Михайловна добежала до электрички, устроилась на жестком деревянном сиденье и всего спустя пятьдесят минут приехала на станцию.
На перроне было почти пусто. Только компания каких-то странно одетых ребят бренчала на гитаре и что-то пела на английском. Знакомой дорогой Катерина Михайловна быстро дошла до дачи супруга. В окнах старого домика горел свет.
«Еще не спит!» обрадовалась любящая жена и постучалась в дверь.
Клим, открывай! Это Катя!
Глава 8
«Неужто сердце опять прихватило?» подумала любящая жена. «Говорила же ему, растяпе этакому: Бери с собой таблетки! А если плохо чувствуешь себя, не надо на эту фигову дачу ездить, тем более в такую холодрыгу! Сезон давно закончился, с огородом возни нет больше, урожай собрали, банки за заготовками закатали, крышу перекрыли, туалет построили. Продадим следующей весной эту хибару и дело с концом!»
Катерина Михайловна с колотящимся сердцем приложила ухо к двери. За дверью было тихо, а потом послышались шепот и невнятная возня.
«Неужто воры повадились? А где же тогда Клим?»
Насчет воров предположение явно было ошибочным. Брать в деревянной развалюхе, которую Климент Кузьмич ни за что не хотел продавать и во что бы то ни стало желал привести в надлежащий вид «для потомков» и сохранить, было решительно нечего: пару банок с закатками, старый топчан, одеяла да нехитрый сельскохозяйственный инструмент: грабли, вилы, пилы Да и дача была так себе одно название. Словом, ничего такого, чем всерьез можно было поживиться. Потомками Климент Кузьмич тоже так пока и не обзавелся, по меньшей мере официально. Вывозить на дачу было некого. Поэтому я, как и Катерина Михайловна, отчаянно не понимала, зачем он так держится за этот старенький домик.
Зато свое! натруженным довольным тоном говорил молодой супруг, таща на горбу два мешка картошки.
По правде говоря, своя сермяжная правда в словах фаната советского дачного «отдыха» все же была. Свое оно свое и есть. В семидесятых, да даже и восьмидесятых годах свои дачи были отнюдь не у всех советских граждан. Было несколько вариантов дач. Первый так называемые «старые дачи», полученные еще до Великой Отечественной Войны. Такие дачи в «элитных» поселках получали отнюдь не простые люди: сотрудники административного аппарата ЦК, Совмина, Госплана и прочих организаций, а также военнослужащие высокого ранга, известные писатели, художники, артисты и прочие деятели культуры. Такие дачные поселки находились, как правило, недалеко в двадцати-тридцати километрах от столицы, обладали большими участками и придуманы были исключительно для отдыха элиты. А что? Сидишь себе преспокойненько в шезлонге, книжку почитываешь, вяжешь или просто отдыхаешь, подставив лицо теплому солнышку Домработница прибирается в доме, повара готовят, а травку косит садовник Хочешь бери лодку и плавай по озеру, хочешь гуляй
Второй же вариант был для людей попроще широко распространенные «шесть соток». На строительство небольшого дачного домика можно было взять ссуду у государства. Выделяли скромный участок, как раз такой, чтобы владельцы смогли
обеспечить себя пропитанием, ни больше ни меньше. Оно и понятно: после войны в Советском Союзе царила разруха. Продовольствия, сельхозмашин, рабочих рук, не говоря о уже квалифицированных кадрах, катастрофически не хватало. Заводы, перешедшие во время войны на выпуск продукции для фронта, не могли сразу вернуться к гражданскому производству. И в стране фактически мог начаться голод.
Поэтому руководство страны и партия вынуждены были пойти на исключительные меры и принять решение о наделении населения землей под огороды и сады. На плечи населения легла задача самостоятельно обеспечить себя сельхозпродукцией. Предполагалось, что участок в шесть соток являлся достаточным для того, чтобы обеспечить продуктовой корзиной семью в количестве четырех человек. Такие дачи были созданы не для отдыха, а для работы.