Дан, мне страшно, сквозь какофонию шума прорывается голос Танюшки, нас ведь не заметят?
Внезапно такая злость берет:
Страшно?! А о чем ты думала, когда отец тебя в тыл отправлял? Думаешь, в игрушки тут играем? Нет, девочка, тут война! А теперь марш в казарму чистить винтовку.
Но Дан
Обращаться ко мне по форме и только в случае необходимости.
Она отпрыгивает от меня, как будто я превратился в тигра или медведя. Глазищи распахнуты, даже в полутьме, освещаемой аварийной лампочкой, видно, как блестят слезы страха и обиды.
Танюшка забивается в уголок, коленками зажимая здоровенную винтовку, кто-то из ребят кидает ей защитную маску.
Холм снова встряхивает.
Дан, что эти сукины дети делать? Йохан не очень гладко говорит по-имперски.
Вакуумные бомбы, говорю я, и с усмешкой, по ложным целям.
Йохан кривит толстые губы в улыбке. Братья Хольд нравятся мне своим неизменным хладнокровием.
Лес стонет, раскуроченный взрывами, с надрывным плачем валятся вековые сосны. Я стою у бойницы, где воздух свежее. С детства не выношу замкнутые пространства, если придется просидеть в этом каземате несколько суток, я окончательно сойду с ума. Тоненькое подвывание слышится даже через грохот. Оглядываюсь: Аркашка забился под стол с переносной радиостанцией, обхватив руками коленки. Вытаскиваю его оттуда за шкирку и бешено сопротивляющегося отправляю в казарму. В боевом отсеке остается только отделение Йохана.
Подхожу к Танюшке, она похожа на испуганного котенка, сажусь рядышком на корточки.
Умеешь молиться?
Да господин взводный, шепчут припухшие от рыданий губы.
Молись.
Встаю и ухожу, до утра уже не отхожу от бойниц и радиостанции. Утром разрывы стихают.
Дан! хрипло кричит в передатчик Сергей, Дан Райт!
Да, командир, отзываюсь я, стаскивая с лица маску, докладываю: потерь нет, разрушений нет, взвод готов к бою.
Понял тебя
Он хочет спросить про Таню, но сдерживается.
Потерь личного состава нет, повторяю я.
Отдыхайте.
Я передаю приказ отдыхать, а сам иду к Танюшке. Девочка уснула, сидя в углу, спиной к ледяной стене и в обнимку с винтовкой. Аркашка снова подбегает ко мне, довольный, что, наконец, прекратился страшный грохот, который он принял за падающие с неба звезды.
Дядя Дан! Отпусти погулять! Здесь воздух плохой, совсем дышать нечем.
Бедняга, думаю про себя, у парнишки те же проблемы, что и у меня, запускаю пальцы в немытую кудрявую шевелюру (шлем он давно стащил).
Нельзя, Аркашка, говорю, там снаружи злые, жестокие враги, они убьют тебя.
Я спрячусь, хитро подмигивает он, быстро убегу.
И приведешь врага сюда! Нельзя, терпи! Ты же мужчина.
Аркашка надувается, как воздушный шарик, но тут же выпускает пар и насвистывает что-то веселое.
На столе уже стоит котелок вареной холодной картошки, черный хлеб, луковицы и соль в бурачке. Завтрак. Бойцы уплетают нехитрое угощение и травят байки.
И не врите, сердито возражает кому-то Игорь, с хрустом разгрызая сочную луковицу, локхи не чудовища, я вырос с этими милыми созданиями. Они добрые, ласковые зверушки
которые одним легким движением челюстей перекусывают бедренную кость, хихикает Макс, известный балагур, звякая ложкой в стакане с чаем, заливай больше, любитель домашних животных.
Локхи вывели в Нарголле, это дьявольское семя
Я падаю на койку и забываюсь в коротком сне.
=== Глава 27 ===
Макс, слышь зовет Марат, смуглый парень с бритой головой.
Ась? отзывается тот.
У тебя девушка есть?
А то ж.
И ждет тебя, как думаешь?
Ждет, конечно.
Потом кто-то достает губную гармошку. В глухой душной казарме раздаются сначала невнятные, потом все более мелодичные звуки.
Герой долго шлялся по лесам, убивал всяческих чудищ и раздаривал молодильные плоды ведьмам-пенсионеркам, наконец, наступил хеппи-энд молодец нашел искомую девицу, а я вскочил с больной головой.
Заняться нечем? Чистить оружие! ору так, что осевшая пыль снова поднимается в воздух.
Бойцы вскакивают, прячут за спину карты, проигравшие шмотки. И эти люди пережили бомбежку!
Так все давно почищено, оторопело встревает Макс.
Значит, сапоги и пуговицы! Взвод, равняйсь! Смиррно! Сто отжиманий! Выполнять приказ! Рядовой Веселков, два наряда вне очереди!
За что?!
Три наряда.
Есть, вытягивается Макс.
Во мне до сих пор все клокочет:
Вы что тут развели? Мы в окружении! Война идет! Наши бойцы, возможно, умирают, а вы тут на раздевание играете! Стыдно!
Они стоят предо мной темные, как туча.
Нечего нас стыдить, мы в бой, как на праздник пойдем, сощурившись, сжимает кулаки Игорь, плечистый бородатый мужик самый старший в моем отряде. А сидеть тут, как мыши в норе, тошно да противно. Это имперцы вон год под Нарголлой торчат, ни мычат, ни телятся, а мы воюем.
Я делаю шаг ему навстречу, Игорь распознает в моем движении угрозу и бросается с такой же грацией и выучкой, как покойный Гера. Пропускаю его и слегка придаю ускорение в плечо, Игорь кувыркается, башкой таранит койку, на которой мирно сопит Танюшка. От грохота девочка вскакивает с постели, испуганно трет глаза; растрепанная со сна, с круглыми глазами, она похожа на совенка.