Дан, о чем ты думаешь? шепчет Таня, прижимаясь ко мне. От ее пушистых волос пахнет хвоей и костром, лучших духов для девушки я не знаю. Сердце пытается вместить новые ощущения, трещит по всем шрамам, не в силах справиться.
О Шику, да?
Нет, отвечаю, чтобы не расстраивать ее.
Тогда о чем? допытывается Танюшка.
О тебе, ты очень красивая.
Бог мой, куда меня несет?! Что она теперь подумает? «Молчи, идиот», говорю я себе и прикусываю язык. Танюшка млеет, уютно устроив голову у меня на груди.
Скоро женщины окропят слезами могилы, если будет, что окроплять и кому. Пусть радуется, пока есть чему.
Мы вальсируем одни, почти все разошлись, в печи гаснет огонь. Наконец добряк Матвеич сжимает гармошку, она протяжно стонет и затихает.
Все, ребята, улыбается он в усы, спать пора, идите по домам.
Оглядываюсь: все уже разошлись, даже Сергей и Вера. Танюшка берет меня за руку, мы выходим в темноту. Снег хрустит под ногами. Тихонько бредем до ее дома и останавливаемся на крыльце, я чувствую себя подростком, впервые пригласившим девушку в кино.
Зайдешь к нам? с надеждой спрашивает Таня. Ей, как и мне, не хочется, чтобы вечер заканчивался.
Тебе спать пора, Танюшка, провожу по ее волосам, она кривится:
Я не маленькая, могу и ночь не спать. Ведь ты же вернулся! Ты вернулся, а они тебя уже не ждали Я одна ждала!
Спасибо тебе, солдату важно, чтоб его кто-то ждал.
Если нужно, шепчет она, я готова ждать всю жизнь, ты только возвращайся. Шику говорил, что ты бессмертный.
Он ошибся.
Девочка качает головой, облачко пара вырывается из приоткрытого рта. Она ж замерзла совсем!
Нет, ты необыкновенный, ты побеждаешь там, где победить нельзя, и всегда возвращаешься. Ты настоящий герой!
Я отступаю назад.
Извини, Танюшка, устал. Перелет тяжелый был сама понимаешь.
Понимаю, серьезно соглашается она, а завтра погуляешь со мной? Папа, конечно, потащит тебя смотреть укрепления, но хоть на часик приходи ко мне.
Улыбаюсь. Мягкие губы девочки приоткрыты, пар изо рта завивается колечками. В груди щемит, я отступаю на шаг, медленно поворачиваюсь и ухожу. Танюшка провожает печальным и нежным взглядом, за который я сам себя ненавижу.
=== Глава 24 ===
Стаскиваю куртку, рубашку, ботинки. Стоять босиком на прохладном полу удивительно приятно, особенно если спал в обуви несколько суток кряду. Иду к умывальнику и ополаскиваю лицо. Интересно, почему все привычные действия я нахожу сегодня такими новыми, необыкновенными, будто
смотрю на вещи под другим углом. Близость смерти так действует? Надышаться жизнью, наглядеться на дорогих людей, сказать все нужные слова, унести за грань память о хорошем
Стою у окна, глядя на заснеженный лес. В низкое окошко видны только синие сугробы и гнутые ветки малинника, примыкающего к Вериной избе.
Дан, ты вернулся? сонно спрашивает хозяйка из-за занавески. Ты, наверное, голодный, сейчас встану.
Нет, не беспокойся, я совсем не голоден.
Но Вера все равно встает. На ней домашнее платье, значит, ждала, легла, не раздеваясь.
Давай хоть чаю попьем. А хочешь у меня домашнее вино есть, вишневое?
Нет, лучше чай.
Хорошо.
Вера ставит большой закопченный чайник на печь, а сама садится за стол, подпирая щеку ладошкой.
У тебя челка на глаза лезет, говорит она, давай подстригу?
А ты умеешь?
Она подходит ко мне, касается кончиками пальцев волос, они действительно отросли дальше некуда и сильно мешают. Руки Веры будто ненароком соскальзывают на мои голые плечи.
Ты очень красивый, Дан, по тебе, наверное, девчонки сохли? Ты же в Ориме родился?
Да, на Оливер-стрит, старый район.
Я бывала в Ориме, пару раз. Мне нравятся ваши парки, нигде больше во всем мире нет таких тихих скверов.
Киваю, перед глазами Лонг-парк, в двух кварталах от нашего дома. Мы с тобой совершали утренние пробежки по его безлюдным аллеям.
И еще оримский стадион гигантская воронка, я в первый раз боялась идти на игру, мне дали билет с местом на высоте чуть ли не под облаками.
Оримский стадион самый большой в мире, он может вместить до двухсот тысяч болельщиков. Верхний ряд кресел вознесен на высоту десятиэтажного дома, но всем прекрасно видно, что творится на поле, благодаря почти полусотне мониторов.
Ты болельщица?
А то! Все любят оримский футбол!
Ее ладони так и лежат у меня на плечах. Это становится опасно: Вера не наивная Танюшка, у меня может не хватить выдержки. А она все понимает и будто даже добивается, чтобы я потерял контроль.
Давай потанцуем, Дан, прямо просит Вера, совершенно ясно провоцируя меня. Я кладу руки ей на талию, и женщина тут же задает ритм сама, уверенными и привычными движениями хорошей танцовщицы. Странное действо, танец без музыки, захватывает нас. В темноте легко теряется ориентация, лунные блики мелькают перед глазами, только ощущение жара, стук сердца, путаные мысли. Все происходящее не реальнее полузабытого сна. Внутри поднимается темная волна первобытного инстинкта, одного из основополагающих: жажды обладания. Рука скользит по изгибу талии, другая гладит напряженную спину, сильное поджарое тело взрослой женщины чутко отзывается на прикосновения.