Губернатор тяжело вздохнул, прошелся по кабинету, взял со стола разрезной нож и стал вертеть его в руках.
Губернский предводитель дворянства говорил мне, что в петроградском негласном кружке, членом которого вы изволите состоять, решено захватить между Ставкой и Царским Селом императорский поезд, вынудить согласие государя на отречение от престола, затем при помощи воинских частей, на которые можно рассчитывать, низложить правительство и составить новый кабинет.
Зачем вы говорите мне всю эту дребедень? Ни в каких тайных кружках, ваше превосходительство, я не состоял и состоять не намерен, возмутился Змиев.
Говорю я это затем, Кирилл Георгиевич, чтобы в наши тревожные дни общественные круги, которые вы представляете, не забыли о верных слугах отечества.
Ну, мне пора. Змиев еще раз протянул руку, раздумывая над тем, что раз губернаторы затевают такие разговоры песенка
Николая II спета.
Губернатор его не задерживал.
Змиев поехал на утилизационный завод. Выхоленные орловские рысаки понесли его по нерадостному Змиевскому шоссе, над которым плыли розовые облака. Городовые, расправив ладонью усы, почтительно козыряли. Змиеву. Кирилл Георгиевич, развалившись на кожаном сиденье, размышлял о том, что иным дельцам, вроде Базиля Захарова, война принесла одни барыши, а у него изувечила сына.
«Пожалуй, и не узнаю своего наследника. Какое страшное несчастье отцу не узнать своего единственного сына!» Какое-то неприятное воспоминание мучило Змиева. Он сдвинул кожу на лбу, силясь сосредоточиться. «Да, отравленный газом нищий на паперти!» Рукой Змиев коснулся неподатливой спины кучера.
Напомнишь: тому нищему, что сидел на паперти, предоставить работу в обозе.
А вы спросили его пойдет он или нет? Не каждому охота на бочку садиться.
Разбитое, все в выбоинах шоссе петлисто поднималось вверх. Жеребцы все чаще сбивались с рыси, переходили на иноходь тряский шаг. Уныло потянулись приземистые мазанки поселка Качановки, в которых квартировали рабочие Паровозного завода, ассенизаторы, резники. Многие окна с выбитыми стеклами были заткнуты цветными подушками, тряпками, зипунами.
За бойнями, под железнодорожным мостом, в экипаж на полном ходу вскочил всклокоченный, с опухшим от пьянства лицом, сильный мужчина; крупный его нос был сбит на сторону. Большие сиреневые глаза, в цвет вышитой косоворотки, преданно остановились на лице Змиева.
Почет-уважение, Кирилл Георгиевич!
Мужчина протянул большую жилистую руку, но Змиев ее будто и не заметил.
Ну, как, Степа, жизнь? любуясь ладно сбитой фигурой своего старшего рабочего, спросил он.
Дозвольте сесть. И, не дожидаясь ответа, Степан ловко вскочил на козлы и свесил ноги в лаковых сапогах, повернувший, к Змиеву. Прикажите уволить Иванова, неодобрительно о вас отзывается, людей на бунт подымает.
Это наших рабочих-то! Змиев засмеялся. Да им революция и спьяну не снится, это же холуи стражников и городовых. А за Ивановым следи рабочий-металлист. Увольнять не стоит, такого механика ни за какие рубли сейчас не сыщешь. Поживет с нашим народом, растворится в нем и сам люмпеном станет. Пристрастится к водке, а за рюмкой о политике думать некогда
Ой, много беды может наделать такой бывалый человек. Через огонь, и воду, и медные трубы прошел, осипшим голосом ответил Степан, и показная ласковость исчезла из его глаз, уступив место черной злобе. Бунтарство в нем живет, как в булыжнике искра. Ударь его полетят искры; а случись поблизости солома не миновать пожару.
За поселком на шоссе сутулился приземистый закопченный завод. Над дубовыми резными воротами жестяная вывеска, будто икона:
«УТИЛИЗАЦИОННЫЙ ЗАВОД К. Г. ЗМИЕВА»
Невдалеке собралась беспорядочная толпа. Змиев не сразу заметил бочку и распряженных лошадей, пощипывающих запыленную придорожную траву.
Почему они там собрались? спросил Змиев Степана.
Так, баловство одно Да ты погоняй! прикрикнул Степан на обернувшегося кучера. Барину спешить надо.
Ну-ка, подъедем.
Змиев расправил затекшие от долгого сидения плечи и встал на подножку, готовясь спрыгнуть на землю. Кучер осторожно подъехал к толпе.
Что здесь за ярмарка?
В толпе Змиева узнали и молча неприязненно расступились. Он увидел грязный брезент и выступающую из-под него лужу густых нечистот. Внезапно вынырнувший из толпы городовой с готовностью поднял край брезента. Змиев увидел распластанный в луже труп ассенизатора, жалостливо перевернутый лицом к небу. Голова его была пробита, а лицо изуродовано страшным косым ударом.
Выливают, сволочи, перед самыми домами вот их и бьют, учат благородному обхождению, выдвинувшись вперед и скрестив на животе короткие
пальцы, пробубнил качановский лавочник Светличный толстый, неопределенного возраста мужчина. Он явно старался привлечь к себе внимание богача.
Змиев брезгливо отвернулся. Садясь в фаэтон, насупил брови. Косая рана, раскроившая лицо ассенизатора, остро напомнила о сыне, который наперекор воле отца из глупой фанаберии бросил университет и ушел на фронт. Змиев с внезапно вспыхнувшей злобой посмотрел на Степана и вдруг резко, хозяйским тоном спросил: