Я знаю, где Меридон, проговорила Альенора, обходя стол и склоняясь над картой. Это одно из феодальных владений на территории Аквитании. Расположено между Пуатье и Люсиганом Вот оно, указала она пальцем.
А почему, спросил с кислой миной Одо, здесь написано Сен-Марин, а не Меридон?
Да потому, что ваша карта изрядно устарела. Мой дедушка, герцог, как вы помните, сильно повздорил с церковью, и наиболее преданные ему вассалы, чтобы показать, на чьей они стороне, демонстративно переименовали свои владения, присвоив им светские названия. Жервез Одноглазый, потерявший глаз в крестовом походе, в котором участвовал и мой дедушка, был одним из самых преданных людей и сменил название своего поместья с Сен-Марин на Меридон.
В споре упоминается некий Жервез Меридонский! горячо воскликнул Людовик VII.
Вам следовало спросить меня! проговорила Альенора с не меньшим жаром. Я знаю их всех! В данном случае речь, вероятно, идет о внуке Одноглазого А о чем, собственно говоря, спор? Неужели Уильям по прозвищу «Молот» возобновил свои претензии?
Именно так, ответил Людовик VII, чувствуя себя несколько неловко, и, чтобы скрыть смущение, обращаясь к Одо, сказал: Измените название на карте своим пером, Одо. Где-то должна быть более новая карта. Ее следует отыскать.
Пробормотав что-то относительно запропастившегося куда-то пера, Одо отошел от стола. Ни Людовик, ни Альенора не заметили, что он не вернулся. Обрадованная возможностью быть полезной и поговорить о своей любимой Аквитании, Альенора начала рассказывать о Меридоне: как возникли взаимные претензии, как этот сосед из-за брачных уз поддержал одну сторону, а тот сосед встал на другую сторону, поскольку давно враждовал с ее соперником. Она говорила с подъемом, постоянно ссылаясь на карту, и поведала довольно романтическую историю, особенно когда заговорила о сыне Жервеза Одноглазого, который, вернувшись с войны в Кастилии, привез с собой жену-мавританку, за что был лишен наследства рассерженным отцом, а также отлучен от церкви за отказ крестить жену против ее воли.
А чьей стороне мы сами отдали бы предпочтение? спросил Луи, настолько захваченный ее рассказом, что забыл свойственную ему осторожность и собственные предписания.
Оба спорящих прекрасные рыцари, и у обоих равные, то есть в равной степени необоснованные претензии, заметила Альенора рассудительно. Но Уильям Молот уже стар ему было
за тридцать лет, когда он выдвинул свои требования. У него нет сыновей, способных выполнять рыцарские обязанности и наследовать поместье. Поэтому я бы высказалась в пользу Жервеза, хотя для вас, сударь, это не так-то просто: ведь эта семья не пользуется расположением
Альенора остановилась, так как дверь распахнулась и в комнату вошел аббат Бернар де Клерво. Одо поспешил разыскать его и сообщить, что королева в рабочем кабинете короля и разговаривает, будто член королевского совета.
Учтиво поклонившись королю и королеве, аббат холодно посмотрел на оживленное лицо Альеноры, и его взгляд сделался совсем ледяным, когда он услышал, как Людовик VII сказал:
Минуточку, господин аббат, и, обернувшись к Альеноре, повторил: Не пользуется расположением кого?
Церкви, ответила Альенора слегка сконфуженно. Так я распоряжусь насчет лошадей и провизии, пока вы беседуете с господином аббатом, и буду готова к отъезду через полчаса. Не теряйте времени попусту, Луи, наш разговор навел меня на некоторые мысли, которыми я поделюсь с вами во время прогулки о вещах, о которых вы никогда ничего не узнаете, изучая эти безнадежно устаревшие карты!
Бернар провожал Альенору взглядом, когда она шла к двери. Он не испытывал ни малейшего удовольствия, смотря на ее стройную прямую фигуру, горделиво поднятую голову, энергичную, упругую поступь. Для него все эти качества вместе с красивым лицом и ясным умом представляли собой серьезную опасность. Они таили в себе угрозу тому, что аббат считал главным делом всей своей жизни приобретению полной власти над королем. В отличие от многих высоких служителей церкви своего времени у Бернара не было личных амбиций. В этом отношении он был безгрешен. Но он решил, что Людовик VII должен стать святым королем, а Франция праведной страной, и в его планах не было места веселой, светской, молодой красивой королеве, способной влиять на своего мужа. Более того, и дедушка, и отец Альеноры часто не ладили с церковью, и что-то от их религиозной строптивости повлияло на мнение, сложившееся о ней самой, хотя королева была довольно благочестива.
Усаживаясь за стол, аббат сказал:
Вы обсуждали с королевой дела чрезвычайной государственной важности.
Говорил он мягким, дружественным, даже, пожалуй, слегка насмешливым тоном.
Подтянув к столу другой стул, Людовик VII бодро ответил:
В самом деле! Возможно, нам следовало сделать это раньше. По крайней мере, в вопросе с Меридоном, который касается ее собственных владений. Она прекрасно осведомлена о существе спора. По-видимому, ее отец имел привычку обсуждать с ней различные проблемы и поощрял ее интерес к управлению подданными. Это не удивительно, продолжал Людовик VII в раздумье, ведь его сын мертв, и герцог поступил мудро, готовя дочь к той важной роли, которую ей предстояло играть.