Подошли к столу. Стельбов, не вставая, чуть подвинулся по скамье, освобождая место и кивнул Кубасову:
Присаживайтесь, Валерий Николаевич, посидите с простыми людьми, расскажете нам что-нибудь космическое. Земля-то с орбиты как видится?'
«Валерий Николаевич» это было сказано громко, отчетливо, на всю залу. Умный ход. Теперь все присутствующие в этом зальчике, все они теперь знали: Андрей Николаевич Стельбов не только в курсе, кто вернулся из космоса, но и знает космонавтов лично, в лицо, и по имени-отчеству. Раньше, когда героев космоса можно было пересчитать по пальцам одной руки, это было проще. Теперь, когда отряд разросся, это показывало не просто хорошую память, а ясный ум и внимание к деталям, достойное настоящего руководителя.
Косыгин, сидевший напротив, молча, но выразительно жестом показал на свободное место рядом с собой. Жест был небрежно-приветливый: мол, не стесняйтесь, за нашим скромным столом никто не лишний. Особенно герои.
Едва мы устроились Кубасов рядом со Стельбовым и Сусловым, я с Косыгиным, Берти примостился рядом со мной как из ниоткуда материализовался новый дежурный, ловко несший поднос. На подносе три новых стаканчика виски и три блюдца с теми же неизменными бутербродами со шпротами. Ловко, без единого звона, он расставил все перед нами и так же бесшумно растворился.
Вот, собственно, у нас тут и возник вопрос, Миша, начал Стельбов, обращаясь ко мне, как ни в чем не бывало, будто мы продолжали вчерашний разговор. Он указал пальцем сначала на свой стаканчик, потом на бутерброд. Некоторые очень уважаемые врачи он сделал многозначительную паузу, врачи с большими именами и учеными степенями, считают этот аперитив, скажем так источником бодрости и чуть ли не залогом долголетия для каждого уважающего себя взрослого мужчины. Настоятельно рекомендуют. А что, скажи на милость, считает по этому поводу современная молодежь? Ну, и наука, само собой. Просвети нас, Чижик!'
Я собрался, откашлялся. Что-то пересохло горлышко, нужно смазать, ага.
За всю молодежь, Андрей Николаевич, ручаться не могу. Но современная медицинская наука я сделал паузу, стараясь говорить четко, как на лекции, основываясь на данных метаанализа то есть обобщений множества исследований считает, что нет убедительных, доказательных свидетельств в пользу того, что малые дозы алкоголя сколько-нибудь существенно увеличивают продолжительность жизни. Никакого статистически значимого эффекта.
Вот как? неподдельно, почти по-детски огорчился Алексей Николаевич Косыгин. Он даже слегка поник, разглядывая свой стаканчик с виски, как вдруг лишившийся любимой игрушки. Его лицо, обычно замкнутое и сосредоточенное, на миг стало просто усталым и разочарованным.
Однако, поспешил я добавить, видя его реакцию, нет и неоспоримых, категорических свидетельств вреда малых доз. При соблюдении меры, конечно.
Малых это каких именно? спросил Косыгин уже с практической заинтересованностью, как будто речь шла о норме расхода топлива на трактор.
Под малыми понимают эквивалент примерно пятидесяти граммов водки в день.
А виски? уточнил Стельбов, слегка покачивая свой стаканчик.
Водки, виски, коньяка я махнул рукой, всё, что крепостью около сорока градусов. Плюс-минус. Главное доза и регулярность. Хотя я запнулся, чувствуя себя шарлатаном, но понимая, что нужно закончить мысль. Корифеи медицины прошлого, те самые, на чьих трудах все зиждется, часто рекомендовали простой способ: прислушаться к себе. К своему организму. Он, мол, сам подскажет, что ему нужно. Что полезно, а что нет. Только прислушиваться нужно в спокойном состоянии, в тишине, в одиночестве. Без суеты.
Воцарилось короткое молчание. Его нарушил Михаил Андреевич Суслов. Он негромко, почти задумчиво произнес, глядя куда-то поверх наших голов, на портрет Ленина:
Он подскажет Да. У хронического алкоголика он особенно громко подсказывает. Часто. И много.
Его сухой, без эмоций голос стоил иного крика. Стельбов тихо усмехнулся. Косыгин потупил взгляд в свой бутерброд.
Значит, подхватил Стельбов, обращаясь ко мне, но смотря при этом на Суслова, если этот самый организм просит часто и много он, по-твоему, хочет поскорее умереть? Так, что ли?
Вопрос повис в тишине зальчика, где запах шпрот и виски вдруг куда-то пропал, и стало холодно, очень холодно. Даже блики на стаканчиках казались теперь какими-то мертвенными. Мавзолей же.
Это как выйти в открытый космос. Что ждет человека в космосе? Смерть. Но космонавты в космосе работают, с каждым годом все серьёзнее. Скоро будут космические хутора, деревни, а там и города.
На Марсе? спросил Косыгин.
На Марсе тоже, но, думаю, прямо в космосе. Лет через двести, триста, пятьсот но непременно будут, и выпил вторую порцию.
Мир, труд, май!
Я понял. Собственно, я знал с самого начала. Я наживка.
Подсадной чижик. Отравленная пешка. Пешка, которая на доске выглядит незащищенной, «беспризорной», стоит на видном месте, и противник думает, что её можно забрать. Легко и без последствий. Цап-царап! А через несколько ходов его положение становится безнадежным.
Пешка, конечно, погибает, но кто их считает, пешки. Они для того и существуют. Для жертв.