Американцы начал молодой Лёша Васильев, но Кузнецов резко перебил.
Не американцы, Лёша. Люди! Космонавты! Мы тоже теряли своих.
И в комнате повисла тишина. За окном лениво тянулся январский вечер, а внутри кипела невидимая работа как написать о чужой беде так, чтобы не предать ни своих, ни чужих? Главный же редактор Виктор Афанасьев вошёл, хлопнул дверью.
Повторяю еще раз писать будем честно. Без злорадства и без лозунгов! Это не время для идеологии это время для человеческого слова. Пусть Америка видит мы умеем сочувствовать.
Виктор Григорьевич, а если сверху спросят? Лёша выдохнул.
Пусть спрашивают, Афанасьев только махнул рукой. Я сам отвечу. Сегодня мы люди, а не винтики.
И вечером по всему Союзу в квартирах молчали телевизоры. Люди смотрели на повторяющийся взрыв «Челленджера», и у каждого в груди щемило что-то родное когда-то ведь и наши корабли падали с неба, и наши матери ждали напрасно звонка из Звёздного городка.
Семьдесят три секунды полёта и мир стал другим. Космос вдруг перестал быть ареной для гонки и стал общей болью. По обе стороны океана люди впервые почувствовали бесконечность не делится на своих и чужих. В ту ночь 1986 года Советский Союз впервые заговорил о чужом горе как о своём. И это было важнее любых побед
Февраль
1986 год
Снег валил крупными хлопьями, будто кто-то наверху решил засыпать казахские степи ватой, и Байконур исчезал в этом белом безмолвии, как призрак. На дворе 20 февраля 1986 года, предрассветная тишина. Только ветер, злой и цепкий, свистел между ржавых ферм стартового комплекса, где «Протон-К» с базовым блоком станции «Мир» ждал своего часа.
В бункере управления воздух был густой от напряжения, словно его можно было резать ножом. Алексей Соколов седой, с лицом, исписанным морщинами, как карта прожитых лет нервно поправлял очки. Его пальцы дрожали, когда он скользил взглядом по строкам телеметрии. Рядом Виктор Петров молодой, с горячими глазами, будто только что вытащили из института. Он склонился над пультом, в сотый раз проверяя каждую лампочку, каждый сигнал.
Алексей Иванович, все системы в норме, выдохнул Виктор. Голос его дрожал, но он пытался держать себя в руках. Заправка завершена. Автоматика работает штатно.
Соколов кивнул, но морщины на лбу стали глубже тревога не отпускала. Этот запуск был не просто очередной