Он все еще с трудом верил в то, что произошло. Его переполняла уйма вопросов, ни на один из которых у него так и не было ответов. Как он попал в свое собственное прошлое? Зачем? Почему переместился именно в своего двоюродного деда?
- Дед же рассказывал про своего брата. Говорил, что утонул он Черт, получается, Михаил должен был утонуть, но на его месте оказался я Все равно ни хрена не понятно. Почему?
Тут на улице раздалось мотоциклетное тарахтение. Кто-то медленно ехал по сельским ухабам. Сноп света от фары попадал на окна, рисуя на стене дома причудливые фигуры. И вдруг высветил настенный календарик.
- Бь, - только и смог выдавить из себя Старинов, разглядев дату. По спине побежали мурашки размером с кулак, а в виски так ударила кровь, словно рядом царь колокол подал голос. Суббота 21 июня Не-ет, уже 22 число 41-ый, мать его
Страх от порки разом улетучился, словно его и не было. Перед ним встал совсем другой страх грандиозный, немыслимый, инфернальный. Через какие-то четыре часа на советские города начнут падать первые немецкие бомбы, а на пограничные заставы обрушится сокрушительный артиллерийский огонь. А страна мирно спит, даже не подозревая, что это их последняя мирная ночь и впереди целых пять лет страшной войны!
- Я я
В глазах сами собой выступили слезы.
- Я Я же должен Должен предупредить их всех
Его дрожащие губы шептали, но он прекрасно понимал, что ничего, совершенно ничего не сможет сделать. Сейчас он простой винтик, самый крошечный винтик в этой огромной неповоротливой красной машине, которая завтра «встанет на дыбы».
- Я же ни хрена не умею Ничего не знаю
Он всю свою жизнь был поэтом, немного учителем литературы. Какой из него военный а уж тем более спаситель отечества? Никакой, ясно же! Все говорило именно об этом, но внутри него что-то все же сопротивлялось.
- Я всего лишь поэт всего лишь пишу стихи и песни Как Лебедев-Кумач с его песней «Священная война»? Или как Галицкий с его песней «Синий платочек»?
Скрипнул зубами.
- Не-ет, не-ет! Я не всего лишь поэт Я поэт! Поэт и мое призвание глаголом жечь сердца! Да! Да! Жечь так, чтобы все вокруг горело! Чтобы разжечь пожар! Огненное цунами!
Не сдержавшись от охвативших его чувств, закричал, вновь будя отца.
- Мишка, я же предупреждал! Сымай портки
Глава 2. Большое дело начинается с малого
это мелочи, даже если лежать приходилось на животе. Главное было в другом.
- Как, черт побери? С чего начать?
Ворочался, точнее пытался ворочаться. Больно все-таки.
- Через черт, уже через три часа все начнется, а у меня конь не валялся. Из планов, вообще, ничего
В голове творился настоящий бедлам. Тексты песен, какие-то напевы и просто разные мелодии звучали то в унисон, то невпопад. Безумие какое-то.
- А если написать письмо в Кремль? Дурак, какое письмо? Пара часов и всем будет не до писем Тогда позвонить?
Снова и снова перебирал варианты, но толку все равно не было. Все мысли, что приходили в голову, никуда не годились. Ведь, он был самым обыкновенным лопоухим деревенским пацаном, каких сотни тысяч по всей стране. И как ему достучаться до верха? Из этой избенки из богом забытой дыры его стихи и песни точно никто не услышит. Тут до ближайшей железнодорожной станции почти сорок верст. В дождь дороги вместе с телеграфными столбами смывает, как и не было. Дыра, одним словом.
- Мне нужно как-то стартануть. Только как?
Часы тем временем пробили четыре, что привело его в еще большее возбуждение. Оставаться на месте просто не было никаких сил. Его переполняла жажда деятельности: нужно было куда-то бежать, что-то кричать, что-то делать, в конце концов.
Стал слезать с печи, но, как назло, задел ведро. В тишине грохнуло так, что даже уши заложило.
- Опять, поганец, за свое. Когда же ты угомонишься-то, - заревел, словно потревоженный медведь, отец с кровати. Чувствовалось, что сейчас можно не только ремня отхватить, но и кулака. Ну, держись у меня!
Больше таиться уже точно не нужно было. Парень сиганул на пол и рванул к двери. Уже в сенях опять что-то задел то ли таз, то ли кадушку. Загремело знатно, но он уже был на улице.
- Вот же, бь!
Косте бы бежать со всех ног со двора, но он вдруг столбом встал. Запрокинув голову, смотрел на небо.
- Началось
Прямо над крышей сарая разливалась алая-алая заря, где-то над его головой переходящая светлеющую синеву раннего утра. На его глазах рождался новый день предвестник страшного времени, словно заранее скорбящий о бесчисленных загубленных душах. Жуткое зрелище, метрономом билось у него в голове. Ведь, никто ничего даже и не подозревает.
- Вот же, мать его
Свистящим шепотом вырвалось у него ругательство. Как тут сдержаться? Даже будучи убежденным циником, на котором пробы негде ставить, все равно ощущаешь это неотвратимо надвигающуюся волну ужаса, смерти, крови. И понимаешь, что многие из твоих близких и знакомых вскоре умрут погибнут страшной смертью от пули или ножа, разрыва гранаты или мины.
И парень уже набрал в грудь воздуха, чтобы выразить еще сочнее все свои ощущения, как голове вдруг прилетел подзатыльник. Тряхнуло хорошо так. Кажется, даже звездочки перед глазами заплясали.