Ну, ведь как? Думать мы вам запретить не можем, но вот заставить делать обязательно. Ругаться можете втихомолку сколько угодно, но проведете весь процесс полностью. Сами не станете гибкими религиозно, так дети будут.
Императорский указ о свободе религий вы, скорее всего, не читали? утвердительно спросил Макурин.
Написать можно что угодно, пробурчал бородатый купчина в красной поддевке. Андрей Георгиевич молча требовал продолжения и тот, после длительного молчания уточнил: указы сии были отданы только в губернаторском доме, а мы туда не ходим.
«Вот ведь хитрюги здесь собрались. И столичные приказы как бы выполнили и информацию для самых заинтересованных не довели. А потом сообщат, мол, не захотели старообрядцы в своей темной злобе».
Макурин это очень даже подозревал, поэтому спокойно сказал:
Что же, если вы не прочитали, тогда я вам сам расскажу. Слушайте! Правящий ныне император Николай I, беспокоясь о народе своем и посоветовавшись с богомольцем своим, решил, что отныне в России всякий может молиться своему Богу открыто.
Как это? удивился тот же купец, по-видимому, старший из собравшихся здесь старообрядцев, нас никто и преследовать не будет?
Не будет! решительно сказал Макурин, а кто осмелится, так это он будет в косности своей и злое, а не от полномочий государственных.
И печатать наши книги можно? выпалил длиннобородый старик, до этого сердито молча сверливший столичного чиновника, видимо, ни капельки не веривший ему, а теперь вот не выдержавший, открыто и без ограничений?
За деньги сколько угодно, хладнокровно сказал Макурин, вы только узнайте сначала, есть ли в типографии нужный шрифт. И пожалуйста!
За спиной неожиданно раздались тоненькие всхлипывания. Он удивленно обернулся за спину вроде, детей сюда не водил? Глянул и откровенно удивился большой и сильный жандарм, которым можно было забивать, как гвозди, настолько он был, казалось, твердый и суровый вдруг, как маленький мальчишка, стал всхлипывать.
Жалко тятя не дожил, пояснил он, так и помер в сибирской ссылке, погиб за веру.
Вот оно ведь как и жандарм был из старообрядческой семьи, но каким-то макаром ставший уже православным и потому попавший на государственную службу
Погибших уже не воротишь, они сейчас на Небе отдыхают, строго сказал Макурин, а вот живым уже станет легче.
Дак ить и спорить не надо будет! пораженно удивился бородатый старик, знаток старообрядческих книг, благодать-то какая!
Господь наш один на Небе, а вот люди придумали различные ему формы и содержания, твердо пояснил Макурин, пусть их, молитесь, как хотите. Истинный Наш Бог и Вседержитель мне сказал, что он к этому относится спокойно, главное, чтобы не сатанисты были в душе.
Ты разговаривал с Господом Богом? недоверчиво спросил купец, вот так просто, взял и говорил?
Нет, конечно, открестился от такого простого понимания Макурин, я был там не в телесном облачение, а, значит, и языка не было, как говорить? И Бог не ведал русского языка. Как мне кажется, я общался с ним напрямую, через голову.
Так вроде бы. Более просто он объяснить не может, сам не понимает и их еще окончательно запутает. Прояснил твердо:
Главное, Бога надо понимать не словами, а чувствами и веровать в него искренне. Тогда будет тебе легко и свободно.
Макурин говорил и не понимал, что стало вдруг со старообрядцами, жесткое противодействие как-то обернулось робкими попытками понимания. Уж потом жандармы, сами изрядно обалдевшие и оробевшие, сказали ему, что когда он заговорил о Боге, то вокруг его головы возник яркий и большой нимб. Как можно спорить с таким святым и божественным человеком?
А пока он с ними спокойно поговорил и даже помолился за Господа Нашего. Старообрядцы, понятно, привычно тянули свои обряды, Макурин свои, но помолились дружно.
Сказать, что одной это встречей было сломлено сопротивление и с той стороны, и с этой, нельзя, естественно. Старообрядцы по-прежнему боялись и, чуть что, сразу замыкались, сторонники же государственной религии по традиции обращались больше к административным мерам.
Но первые трещины он хорошо увидел. Монолита больше не было ни с той стороны, ни с этой. А больше Макурин и не ожидал. Сотни лет боролись, а он за час собьет! Только предупредил, что на обратном пути вернется, посмотрит. И не дай Бог ему будут сопротивляться!
С тем и уехал. Некогда ведь. В Подмосковье еще было людно, а вот дальше, чем ближе к Седому Уралу, тем оказывалось свободнее уже и не в каждую ночь ночевали в городе, хорошо хоть большое село было. А порой и в деревеньке какой совсем небольшой в три четыре дома останавливались.
Принимали их всюду с хлебом с солью, даже в старообрядческом селении. Ибо не каждому надо было увидеть такое чудо, да и увидит ли еще? Простой, никем не выделяемый человек, хотя по одежде и по поведению видно было богат и знатен. Да и чорт с ним, мало ли таких шландыбается? Но как только он начал даже говорить о Боге, то сразу у гостя вокруг головы появился нимб, а сам он зримо светился божественным светом.
Да и потом он показывал себя святым, как его и называли его спутники. Говорил мягко и легко, вылечивал без труда больных. А таких по времени было в любом селении много, даже в маленьких. Большинство, правда, излечивались просто, одной молитвой, но кое-кому приходилось обращать особое внимание.