И она перешла к подробностям. Чернавец звучно хмыкал, теребил капюшон плаща, излагал сомнения.
Никакого честного боя, хмыкнула бабка. Чистый договорняк. Слушай, ты, мешок с костями, обратилась она к Василию, который, насколько позволяла длина цепи, завис у нее под окном и подслушивал. Выступит против тебя мужичок в трех колпаках железных. Ты первые
два раздерешь аккуратненько. Ну, можешь и мужика слегка порвать чтобы кровища во все стороны. А на третьем сдайся. Унесет тебя мужик убаюкай гада, деньги прихвати и домой. А мужика можешь загрызть, некрасиво захихикала она. А то сильно больно досужий. Все высматривает, выпытывает
А он колпаки растерзает? усомнился чернавец, поглядев на баюна. Когти-то у него не железные!
Кузнец, что колпаки ковал мой человек, убедила бабка. Проблем не будет.
Василия начали готовить к бою еще накануне. Сперва поднесли миску с горячим супом из куриных потрохов. Распатланная девка-служанка подтолкнула ее ухватом издаля, чтобы не оказаться с баюном на длину цепи. От миски шел пар и пах так, что Василию хотелось закатить глаза и упасть в обморок от счастья. Его торчащие из-под шкуры ребра играли, как ксилофон, нос раздувался, усы трепетали, когда баюн припадал к миске голодным избитым телом и едва касался жирных пятнышек на супе кончиком языка, проверяя, не обман ли зрения. После голода, побоев, издевательств он уже не верил, что такое возможно еда, горячая, много
Едким странноватым запахом, забитым вонью чеснока, он пренебрег. А когда дохлебал суп до донышка и отвалился от миски, еще не понимал, что с ним происходит что-то странное, списал это на сытость после долгого, мучительного голода. Голова казалась пустой и легкой и могла, как воздушный шарик, оторвать баюна от земли если бы не туго набитый живот. Мир кружился, и цветные пятна летали перед глазами.
Пустую миску оттащили, и бабка перелила в нее зеленый взвар из кувшина с запахом валерьянки. Василий кое-как поднялся на лапы и потянулся к миске. Цепь не пустила. Кот взорал.
Гуля Гулишна подтолкнула миску к нему:
На те мяун-траву! Жри. Навязали на мою голову нахлебничка
Служанка была не в духе.
Бабка пнула ее ногой.
Сухую траву неси! И краску!
Василий стал лакать из миски, надеясь перебить стремное послевкусие от супа. Лапы расползлись, и он шмякнулся на живот.
Запах валерьянки стал гуще. Под телом захрустели корешки. Сработали инстинкты, и баюн качался и валялся в валериане и утробно выл, не понимая, что избавлен от цепи с ошейником и может просто убежать. Потом его вычесывали, красили серебрянкой и полировали когти и, прикрыв дерюжкой, оставили спать.
Если бы он мог видеть себя со стороны, если бы мог видеть! Баюн бы или гордился собой, или испугался до обморока. Впрочем, испугаться и так было от чего. Василий всегда панически боялся высоты. Он всеми лапами вцепился в массивный столб, обмотанный цепью, на котором сидел. Обвился хвостом и свесил башку, глядя презрительным прижмуренным глазом на беснующуюся внизу толпу.
Неведомая злая сила перла изнутри Василия, делая страх не таким уж безудержным. Вот сам он был реально страшен: метра два на полтора распушенного светящегося кота, такого же широкого, как занятый им столб. Опасные глаза, железные когти и презрение в желтом взгляде. Уши дергались от неприятного шума, усы топырились, готовые проткнуть всякого, кто окажется достаточно близко.
Казалось, даже столб под баюном раскачивался, хотя на деле стоял, как скала. А все бабкино зелье!
А еще шесть здоровых мужиков, напрягаясь, пуча глаза и задирая к небу багровые лица, натягивали толстенные цепи, идущие от кошачьего ошейника, всеми позами показывая, как же страшно и опасно им удерживать кота.
Тянули они равномерно, не причиняя Василию неудобства. Да и бабка шепнула на ушко, что в нужный миг ошейник распадется сам.
Выметенное пространство ристалища окружала толпа. На деревянных трибунах никто не сидел спокойно, гомонили, прыгали. Столько пышных кафтанов, воротников-козырей, холодного оружия, мохнатых шапок с аграфами, орущих ртов Василий не видел за всю свою жизнь. Хотя нет, орущих мужиков, конечно, видел в баре и на футболе, но вот эти драгоценные уборы, каменья и прочий бархат, это бьющее по глазам богатство
А делаем ваши ставки, господари! А один противу семнадцати на Андрея! А кто поставит на Андрюху, тот озолотится!..
«З» зазывала выборматывал, как «х», и получалось слегка неприлично. Но на это не обращали внимания. Все пялились на гладиатора.
Букмекер или как его вздернул правую руку мужика в кафтане и трех железных колпаках, надетых, как котелки, и подвязанных ремешками под подбородок. Вместе с поднятой рукой взлетела палка, а в левой свисали щипцы. Василий зашипел и оставил несколько затесов на столбе.
Толпа заорала, засуетилась сильнее.
Делаем ваши ставки! Помогут ли колпаки, выдюжит ли Андрей.. Ведь если заснет от песни кота, тот имеет право его сожрать!.. Заживо! На глазах у всех!
Василий нервно задергал
хвостом. Подлая бабка о перспективе кого-то заживо жрать умолчала. Но щипцы пугали.
Покупаем у Гули Гулишны затычки для ушей! Золотой за две! Поединок воль! Рискуете заснуть и ничего не увидеть если будете слишком жадными!