Не дождетесь!
Бабка, вскочив на метлу, по косой взлетела в воздух. Толпа заулюлюкала, засвистела вдогон.
Расходитесь, граждане, сказала Луша. Снова оседлала мотоцикл. И они поехали.
Мимо мелькали деревенские дома, колодцы с «журавлями», деревья и кланяющиеся мотоциклу прохожие в старинных нарядах. Можно было подумать, что здесь снимают историческое кино. Но Василий знал, что не снимают. Он уже хлебнул этого мира по маковку и отчаянно хотел домой.
Он нормально не ел три дня, нормально не спал и испытывал невероятные моральные и физические страдания. Неизвестная бабка, приманив его на сардельку, вынудила
Нет, тут надо по порядку.
Василий всегда считал, что быть попаданцем здорово. И котиком тоже. Какими книжками он зачитывался!
А как попал сразу же захотел обратно. Все казалось, что это такой яркий, с подробностями, жутко достоверный сон. И стоит пошире раскрыть глаза, как проснется. Ага, размечтался.
«Вы сами выбрали свою судьбу. Живите в проклятом мире, который для себя создали» Ну или как-то так.
А когда живот свело от голода!
Попробовали бы авторы этих книжек съесть натуральную мышь. С шерстью, хвостом и прочей анатомией, которая к этой мыши прилагается. Собственно, кот-то был не против. А вот инстинкты человека заставили желудок вывернуться наизнанку. Выбрасывая все, что он съел.
Не получилось с кузнечиками, стрекозами и тем более мухами.
Хриплым дискантом Василий убаюкал несколько мелких птичек. Но и этих сырыми и с перьями тоже не смог.
Тогда он поймал рыбу. Рыбы в ручье было, как в час пик пассажиров в автобусе. Караси, ротаны, подлещики толклись, налезали друг на друга, будто пузырьки в кипящем чайнике. И время от времени лениво выпрыгивали из воды за особенно жирным мотыльком.
Тут-то Василий и подцепил на когти здорового окуня. От окуня воняло болотом. А распотрошить его когтями и счистить чешую оказалось делом непосильным.
Пришлось переходить на подножный корм.
Василий с мучительным выражением на морде жрал сухую землянику.
И тогда появилась она.
Глава 2
Бабка шаркала, загребала обрезанными валенками траву, показывая полную свою ветхость. Неопрятно торчали локти из рукавов и мосластые колени из нитяных колгот.
Лицо бабки земляного колера напоминало печеную картофелину, и все взялось швами вокруг стиснутого рта.
Старуха опиралась на перевернутую метлу и шумно дышала.
Василий следил за незнакомкой из-за пышного коровяка, утыканного желтыми цветочками, прижав к траве башку и передние лапы и нервно дергая хвостом, и даже не догадывался, как торчит кверху из травы его приподнятый зад. А бабка прятала в морщинистых бледно-розовых веках злые глаза и неслышно смеялась.
Она остановилась у выбеленного временем, ошкуренного бревна, упирающегося сучьями в небо и землю, и сбросила со спины вязанку хвороста. Поставила рядом корзину и стала накрывать обед.
Бабка так тянула время, будто собиралась разложиться тут навсегда в обоих смыслах. Стелила платочек, смахивала с него невидимые пылинки
Красиво раскладывала на платочке снедь: яичко, сваренное вкрутую, кусочек ржаного хлебушка, перышки зеленого лука А напоследок вытянула из корзины плотно завернутый в тряпицы котелок. Не спеша размотала. Сняла крышку и над дорогой, обочиной и опушкой потек сытный мясной дух.
Василий подавился слюной и закашлялся. А бабка, проткнув прутиком, вытянула из котелка упитанную розовую сардельку и, презрев зеленый лучок и яички, смачно надкусила парой сохранившихся во рту желтых зубов.
А второй сарделькой на веревочке соблазнительно помахала в воздухе.
Василий метнулся к бабке, преодолев природную брезгливость. И взорав, впился в сардельку зубами, едва не откусив бабуле палец. Он выл, урчал, таскал сардельку по травяной обочине, прикусывая и чувствуя, как на нежный язык и истомившееся небо брызгает теплый мясной сок.
Василий забыл о бдительности, вкушая. Он вообще обо всем забыл.
И поплатился.
На него бухнулась та самая, растрепанная, но еще крепкая ивовая корзина, накрывая целиком. Бабка уселась сверху, отирая «трудовой» пот. Можно подумать, сильно намаялась, ловя бедного кота.
Сардельку Василий на нервах и с голодухи все-таки доел. Вроде не отравленная была.
Земля дрогнула под тяжелыми мужскими шагами. Корзину со всеми ее щелями накрыла тень. И красивый баритон изронил:
Матерый баюн.
Я его первая поймала! Посиди пока на корзине!
Бабка зашарила под бревном и вытащила спрятанную в густой лохматой траве метлу. А вместо нее подсунула хворост и остатки трапезы, кое-как увязанные в платок.
Подмогни!
Вместе с неизвестным, одетым в черное больше расстроенный Василий сквозь щели разглядеть не смог, бабка перевернула корзину и прикрутила крышку прежде, чем баюн рванулся наружу. Поднатужась, они подвесили узилище с котофеем на ручку вздрагивающей метлы. Бабка уселась верхом и стукнула каблуком о каблук.
Метла взлетела. Чернавец, распахнув плащ, словно ворон крылья, взметнулся следом.
Василий заверещал, видя, как земля уходит из-под ног. Вернее, из под дна корзины.
Не вздумай запеть! предупредила вредная бабка. Уроню костей не соберешь.
А корзина это тебе не переноска. Она топорщилась прутьями, впиваясь в самые деликатные места. Но сильнее всего была ранена Васина гордость.