Наконец-то, наконец-то! Рад, рад за тебя, Борис. Молодец! Давай рассказывай.
Он взял его под руку, и они, подойдя к столу, уселись за маленький приставной столик, друг против друга.
Как бы он там ни думал в другое время о Синотовых, сейчас он говорил искренне, и Борис ни капли не сомневался в этом.
Свалил?
Да, Павел Фомич, свалил гору с плеч.
Борис вынул из кармана диплом и приложение к нему и положил перед Горюхиным.
Павел Фомич вынул очки, надел их и с торжественным любопытством и с интересом стал рассматривать диплом.
Вслух прочитал содержание его от начала до конца, и еще раз пожал руку Борису.
Потом взял приложение к диплому и прямо-таки с отеческим пристрастием читал вслух названия дисциплин и выставленные отметки.
На некоторых он задерживался, что-то спрашивал Бориса, и тот охотно отвечал ему.
Я всю жизнь, Боря, завидую ученым людям. Самому-то не довелось поучиться. Страшно люблю слушать умных, образованных людей. Да ведь это редко случается. Нам ведь все больше на всяких совещаниях, заседаниях, собраниях приходится сидеть, где нас или ругают, или уму-разуму наставляют.
Борис улыбнулся с пониманием, повел широкими плечами, тихо, как бы между прочим, произнес:
Учителей-то больно много развелось, Павел Фомич.
Вот, вот. И я ведь об этом. И не один я.
Мы там на одной кафедре видели схему и ужаснулись. На ней перечислены все областные организации, учреждения, всякие управления, тресты, которые заняты руководством сельским хозяйством. Профессор Лавыгин размножил ее, в уменьшенном виде, и однажды раздал слушателям курсов руководящих работников села, а там были в основном председатели и директора совхозов, чтобы каждый из них в отдельности, как при тайном голосовании, вычеркнул все лишнее или приписал что-то еще.
Ну, ну? И как же? с веселым предчувствием спросил Горюхин.
Говорят, часа два сидели все, спорили, ругались и, как сговорились, оставили только Сельхозтехнику, облплан, сельхозбанк и областную опытную станцию. И никто не вписал больше ни одного учреждения. Все тресты вычеркнули.
Горюхин долго, до слез, хохотал над этим рассказом. Несколько раз, слушая Бориса, вскакивал, хлопал себя по бедрам.
А ведь и в самом деле, чего у них взять-то? Хозяин ведь тот, кто дает и отбирает. Раньше, когда МТС были, тогда у облзо было все: тракторы, машины, деньги, кадры, а теперь остались письменные столы да пишущие машинки. Я тоже бы вычеркнул. Не показывал Лавыгин, кому следует, итоги этого голосования?
Показывал.
Ну?
Сказали: занимайтесь своим делом, не нами это установлено.
Не нами? Вот и беда, что не нами! сердито произнес Горюхин. Ты умный, Боря, человек и не испорченный, самостоятельный, упорный в работе. Вот, он потрогал все еще лежавший перед ним на столе его диплом, с отличием закончил, не ради формы, я знаю это. Станешь ты, к примеру, председателем и зачем тебе, скажи, пожалуйста, по семь нянек на каждом этаже? Зачем? Борис улыбнулся. То-то и оно! Есть у меня деньги я поеду и куплю трактор, два иль три, какую-то машину, удобрений или скот в племсовхозе
Многие так говорят, Павел Фомич.
Так и я об этом говорю. Не знаешь чего-то, поезжай к ученому на станцию или к умному хозяину и погляди, как он дело ведет. Поучись. А на всех этих совещаниях бесконечных уму-разуму не наберешься, и он махнул рукой.
Я с вами полностью согласен. Вы правы. Надо как следует укреплять колхозы и совхозы хорошими специалистами, развивать у них самостоятельность и инициативу.
Они поговорили еще кое о чем. А потом речь зашла об отделении Артемова.
Отец-то, Егор Васильевич, наверно, сказал уж об этом?
Подтвердил. А узнал я об этом в области. Заходил в сельхозотдел обкома.
Значит, там уже знают?
Они
подошли к карте.
Это что же, Павел Фомич, опять сверху? спросил Борис.
Намекнули просто, что это можно сделать.
Вы находите это правильным?
Горюхин уловил в голосе Бориса нотку, которая его насторожила, и посмотрел на него. Но лицо Синотова, разглядывавшего карту, ничего пока не выражало: ни согласия, ни возражений.
А чего! Отсечь можно, пожал плечами Павел Фомич.
Как отсечь?
А вот так, Горюхин обвел территорию Артемова большим пальцем, а затем сделал жест полусогнутой ладонью, словно смахнул ее с карты. И все! Жили-пожили, детей не нажили, характером не сошлись, и, он хлопнул ладонью о ладонь и резко развел их в стороны, весь резон!
Павел Фомич засмеялся, но, взглянув на Бориса, осекся.
Тот, разглядывая карту, стоял сосредоточенный, с плотно сжатыми губами, и вертикальная складка перерезала низ его высокого лба.
Ты что, аль жалко Артемово? Ведь ты глянь, одни же болота, считай, гектаров 850. Да и луга, что по краям их, только одно название.
Борис ответил не сразу.
Павел Фомич, я как раз именно об этой части хочу сказать, и он обвел тот самый участок, который Горюхин только что «смахнул» с карты. Это же золотое дно
Что ты, Боря, это и есть Монашкины болота. В прошлом веке, рассказывают, тут молодая красивая монашка утопла, чтобы скрыть грех от господа бога. Одни же кочки, лягушки и прочие насекомые, он опять засмеялся, но смех был уже не настоящий, вынужденный.