Проедем мимо загляну? предложил я.
Тащиться во дворец и шпионить желания не было, но вопрос с живетьевским сердцем до сих пор был не закрыт, что тревожило, пусть и не сильно.
В кафе неподалеку завернем, решил Греков. Вроде достаточно чистые для него.
Это да, хохотнул один из бойцов. Первый раз так на Изнанку сходили. Добычи много, а выглядим как будто с показа мод.
Скажешь тоже, отбрил Греков. Где это ты видел показы мод с экипировкой?
Закрытые для военных?
То есть такие тоже существуют? поразился Греков.
А мне почем знать? Меня не приглашают же. Это ваш уровень. Как пригласят, так и расскажете.
Шутник, хмыкнул Греков и так и молчал до самого кафе, в котором я их оставил в компании своей иллюзии, а сам отправился во дворец проверять, что там с Евгенией Павловной.
Если она действительно решила устроить локальную войнушку с оставшимися верными ей слугами, то проще будет ее оглушить и вытащить наружу, чтобы не будоражила народ.
Найти Евгению Павловну труда не составило, хотя она находилась не в уже известной мне комнате, а в так называемой детской. Сердце Живетьевой тоже находилось при ней, в емкости, заполненной мутноватой красноватой жидкостью. Оно продолжало пульсировать, несмотря на то, что от него уже была отчекрыжена значительная часть. И не просто отчекрыжена, а скормлена ребенку, сыну Евгении Павловны, который сидел весь в слезах и соплях и давился очередным кусочком.
Н-не могу больше! он выплюнул почти пережеванный кусочек на тарелку и закрыл руками рот.
Его явно тошнило, как и меня от этой картины. А вот Евгении Павловне всё было нипочем. Она нависла над сыном и жестко сказала:
Через не могу. Это просто мясо. Кусочек мяса и глоток зелья. До ночи ты должен съесть все.
На всякий случай я проверил ауру и убедился, что в емкости находится именно сердце Живетьевой. Более того, уже вокруг ребенка намечались проблески этой ауры, пока совершенно невнятные, поэтому к ним надо было присматриваться, но я был уверен: стоит мальчику употребить все, как аура станет куда как выраженней. Интересно, как Евгения Павловна объяснит изменения с сыном окружающим? Или после полного поедания все можно будет как-то замаскировать?
Не могу. Оно живое, и оно не хочет, чтобы его ели.
Конечно не хочет. Кто хотел бы, чтобы его ели? почти ласково сказала Евгения Павловна. Но здесь уж одно из двух: или ты съешь его, или съедят нас с тобой. Неужели ты совсем не любишь свою мамочку? Она так страдала, так мучилась, когда тебя рожала.
Ребенок вздохнул, посмотрел на мать, потом на тот неаппетитный кусочек, что лежал на тарелке, зажмурился и храбро отправил его в рот.
Вот умничка. Теперь глоток зелья, заворковала Евгения Павловна. Я бы и рада повременить, но твой дед сообщил, что Шелагины знают о сердце и о том, что оно у нас.
Интересно, как это он сообщил, если Греков уверен, что
связаться Стаминскому с дочерью не удалось? Видать, у них существует связь и на такой случай.
Если его не будет, я смогу дать клятву, что сердце уничтожено. Это единственный твой шанс стать императором. Сердце Арины Ивановны станет частью тебя, и ты получишь лояльность всех, кто давал ей клятву.
Объяснение было слишком сложным для ребенка, он морщил лоб, пытаясь понять то, что говорит мама, а потом выдал:
И мы сможем уничтожить всех Шелагиных?
Да, мой дорогой. Мы убьем их всех.
Она отвечала столь радостно, как будто планировала не убийство, а поход на аттракционы. В ответ ребенок кровожадно улыбнулся и задвигал челюстями активнее.
И попляшем на их костях, невнятно добавил он.
Непременно попляшем. А потом сожжем останки и развеем. А для этого нужно, чтобы ты сейчас съел вот столько. Евгения Павловна, обозначила примерно кусок, после отрезания которого от сердца останется всего лишь треть. И остальное вечером. И все. Мы с тобой победители.
Зелье, которым ребенок запивал мясо, было темно-зеленым, тягучим, похожим по консистенции на густой сироп, но судя по тому, с каким отвращением его глотал ребенок, от сиропа по вкусу оно было далеко. Да и вообще вкусовыми качествами не особо отличалось.
Вставал вопрос, что делать с сердцем. Позволить Евгении Павловне скормить сыну всё я не собирался, но ребенок уже съел часть, а забирать прямо сейчас она всполошится раньше времени. Запись я, конечно, вел, но не был уверен, что ее стоит показывать хоть кому-то.
Спохватился и отправил Шелагину-старшему сообщение.
Стаминская скармливает сердце Живетьевой сыну. Говорит, что обязательства перейдут ему.
Забирай остатки и немедленно ко мне вместе с Грековым.
Позвоните ему для конспирации.
Честно говоря, я даже испытал облегчение, потому что с Шелагина сталось бы приказать немедленно убить обоих и мать, и ребенка. Я понимал, что все равно этим закончится, но брать на себя такое не хотел бы.
Тем временем запланированный кусок живетьевского сердца был доеден и довольная Евгения Павловна убрала емкость с глаз сына в сейф. Сейф был в той же комнате, что и они, а уходить никто не торопился. Наоборот, Евгения Павловна начала вести воспитательную беседу, которая сводилась к тому, что всех врагов следует убивать сразу, а не ждать, пока они наберут силу. Я прикрыл кусок комнаты с сейфом иллюзией и под ней быстро вскрыл сам сейф. Сердце вместе с банкой отправилось в мой пространственный карман, а я на выход, сопровождаемый кровожадным детским: