У знаменосца отряда, согласно Уставу ордена Храма, имелся особый статус. Он, как будто бы, не был явным командиром, но его в бою вместе со знаменем, которое он нес, обязаны были защищать все остальные братья-рыцари. Так что оставалось не совсем понятным, какую должность занимает знаменосец по отношению к командиру отряда. Если капеллан явно претендовал на роль замполита, то знаменосец являлся кем-то вроде начальника штаба. Во всяком случае, пока так решил для себя Родимцев.
Задача у всех братьев-рыцарей была общая и понятная всем им: распространять свет Господа и противостоять сатанинским силам, которые представляли собой сарацинские армии. И все братья-рыцари в отряде могли без колебаний пойти на смерть ради веры, Христа и Храма. Однако, штурм Тибериады представлялся все еще слишком серьезным риском. Один барон Монфор так не считал. Он уже послал половину своих людей для того, чтобы разбить на виду у сарацин осадный лагерь, а потом наблюдать за тем, как в их рядах поднимется паника. На это, во всяком случае, надеялся сам барон. Конечно, Родимцев тоже понимал, что после гибели предводителя и утреннего разгрома значительных сил крестоносцами, войско Бейбарса, засевшее в озерном городе, оказалось ослабленным. Но, уравновешивало ли это риск штурма?
И снова мысли Родимцева возвращались к графу Ибелину. Он не мог понять, как этот умный человек мог после всех споров довериться Монфору? Но, возможно, что граф просто вел какую-то свою игру. В любом случае, Григорий пока не мог понять,
чего следует ожидать от этих двоих. Было ясно лишь то, что барон очень хочет заполучить Тибериаду, а граф начал подыгрывать ему из каких-то своих соображений и несмотря на то, что Родимцев предупреждал его воздержаться от штурма этого города.
Впрочем, ситуация уже складывалась несколько по-иному. В той истории, которую помнил Григорий Родимцев, такого поворота событий, как разгром крестоносцами армии какого-то местного шейха, а затем и авангарда наместника Бейбарса в Галилее не припоминалось. Возможно ли, что удача повернулась лицом в сторону крестоносцев? Исключать такое было нельзя, но игра, конечно, пошла рискованная. Григорий был уверен только в своих бойцах. К счастью, все братья-рыцари в его отряде подобрались суровые и с боевым опытом. Такими серьезными рыцарями он всегда себе тамплиеров и представлял. Выпадал из общего ряда угрюмых молчунов, пожалуй, лишь добродушный Тобиас. Но, в бою и он никому из врагов не давал пощады.
Если Монфор и Ибелин решат осаждать город по-настоящему, а не для видимости, то и мы присоединимся. Но, не раньше, поведал Грегор Рокбюрн своему знаменосцу.
На что ветеран сказал ему:
Насколько я понимаю, вы впервые командуете отрядом? Но я вижу, что вы проявляете такую же осторожность, которую проявил бы и я сам, убеленный сединами старик. А потому я выражаю вам свое согласие и доверие.
Это не было похоже на комплимент. Простая констатация фактов. Симон де Буланже заметил, что Родимцев и сам обладает немалым опытом ведения боевых действий. Конечно, ветерану, скорее всего, было весьма странно наблюдать, что молодой брат-рыцарь, который должен бы рваться на подвиги, проявляет вместо этого выдержку, благоразумие и осмотрительность. Но Буланже, кажется, не собирался выяснять, откуда парень нахватался непонятных военных талантов. Возможно же, что он просто гений и вундеркинд? Бывают же люди, вроде какого-нибудь Наполеона, которые с молодости уже неплохо разбираются в своем деле. Родимцев все больше уважал знаменосца. А потому произнес:
Я ценю ваше доверие, и не собираюсь подводить наш отряд. Мне дороги жизни наших бойцов. И просто так я их на смерть не пошлю, что бы там не затевали Монфор с Ибелином.
Понятное дело. Никто не должен погибнуть зря, а лишь тогда, когда Господь определит время смерти. Не раньше и не позже. И я верю, что мы не умрем зря, а очистим Святую землю от сарацин, отозвался знаменосец, глядя вдаль на озерный простор.
Григорий молча кивнул головой. Пока они смотрели с холма на город у озера, верный оруженосец Мансур вызвался проникнуть во вражеский лагерь и все разузнать. Он прикинулся раненым бойцом сарацинской армии, что не составляло труда, потому что в ходе утреннего сражения Мансур действительно получил удар мечом по шлему. Не слишком сильный. Но правая бровь была у него рассечена и кровоточила, а глаз заплыл. С холма они видели, как фигурка парня смешалась внизу на дороге с толпой таких же раненых и отставших, бредущих к сарацинскому лагерю.
Тут примчался сержант и доложил, что прибыли госпитальеры. Грегор Рокбюрн вместе со знаменосцем покинули передовой наблюдательный пост, забрались в седла и вернулись в свой лагерь у водопоя. По дороге они проехали то место между холмами, где утром состоялась битва. Там до сих пор не всех похоронили. Еще кое-где виднелись трупы людей и туши павших лошадей, но похоронные команды делали свое дело, закапывая мертвых прямо там, где смерть нашла их, возле дороги. Если почва попадалась слишком твердая, то тела просто клали в кучи и закидывали камнями, создавая целые могильные холмы вдоль тракта.