Две Мишени зовёт! Давай к командиру!
Они стояли на харьковском вокзале, Ирина Ивановна Шульц и бывший начдив-15 Михаил Жадов. Готов был паровоз, и спецсостав вот-вот должен был отправиться сперва в Москву, а потом и в Питер. Жадов, при полном параде, с новеньким орденом Красного Знамени на груди, несмотря на вид свой, глядел хмуро, мял пальцами ремень.
Не хочу я никуда ехать, Ира
Надо, Миша. Ирина Ивановна глядела себе под ноги. И так оттягивали, сколько могли. Верные люди нужны, все, кого сможем собрать.
Уж не про Благоева ли опять думаешь?..
Ирина Ивановна слабо улыбнулась.
Ты решил меня и к нему приревновать?.. Нет, Миша, просто боюсь, что придётся нашим батальоном
Полком.
Ну да, полком. А может, и бригадой это уж сколько ты собрать сможешь Так вот, скорее всего, придётся полком последний резерв беляков опрокидывать. Кульминация близится, Миша. За прорывом через Икорец и другие последуют. Нельзя белым более медлить. Они же видят, сколько подкреплений к нам каждый день прибывает. Если не сейчас, то к середине июля мы их просто раздавим. Вот и торопятся, пока ещё что-то могут.
Ну и зачем мне тогда ехать? Пока соберу, пока вооружу, пока сюда доставлю
А ты поспеши, непреклонным тоном сказала Ирина Ивановна. Поспеши, друг дорогой. Вот помяни мои слова потребуется нам тут, под Харьковом, каждый штык, который не побежит.
А другие что же, побегут? непритворно удивился Жадов.
Побегут. Как из Икорца побежали.
Так ведь кадровый полк! С военспецами! А ничего без пролетарских батальонов не могут!
И ты тоже прав, как говаривал царь Соломон. Иные военспецы-то того, примкнули к нам только ради пайка. Им вообще всё равно, по большому счёту, кто победит. Как и большинству народа. Так что и изменить могут, и стойкости не проявить. Теперь понимаешь, зачем нам верные бойцы?
Да понимаю я только тебя мне оставлять Неспокойно на сердце, Ира!..
А чего ж ему беспокоиться? Ирина Ивановна чуть склонила голову набок, улыбнулась. Ты меня кое о чём просил, Миша. Давно уже просил. И я тебе всё отвечала мол, подумаю да подумаю. Вот и надумала.
Жадов аж задохнулся. Глаза его вспыхнули, он подался вперёд, неловко, словно стесняясь, взял Ирину Ивановну за локти, и она не отстранилась.
Ириша милая неужели?..
Вернись скорее, и всё тебе будет. Она закинула руки ему на шею, ладони Жадова соскользнули ей на талию. По закону, само собой. Если не передумал, конечно.
Это я-то я-то передумаю?! Ира, любимая Господи
Ирина Ивановна резко прижалась к нему так, чтобы он не видел её лица и плотно-плотно зажмуренных глаз.
Возвращайся скорее, шепнула ему в ухо. Возвращайся, я буду ждать.
Паровоз дал долгий гудок, Жадов нехотя отпустил Ирину Ивановну.
Ну, милая, ну обрадовала Он улыбался несмело, чуть растерянно. Эх, ну куда мне вот ехать!..
Куда надо, туда и ехать, непреклонно сказала уже не Ирина Ивановна, но товарищ Шульц, замначальника оперативного отдела штаба Южфронта.
И поцеловала Жадова.
Дохнул паром локомотив, тронулись вагоны. Комиссар в последний момент вскочил на площадку, взмахнул фуражкой:
Я тебя люблю!.. Слышишь?! Люблю!..
Ирина Ивановна кивнула или просто склонила голову, потупившись?
Интерлюдия
Бабушка ощупывала то Юльку, то внука, словно пытаясь удостовериться, что это не призраки. Николай Михайлович тоже обнял их обоих, а потом, охнув, присел к столу, держась за сердце, и Мария Владимировна тотчас захлопотала вокруг «таблетку под язык» и прочее.
Сотрудники Николая Михайловича, его ученики и «посвящённые» Миша, Паша и Стас потащили Юльку к каким-то стендам, «словно ведьму на костёр». Все говорили разом, трясли её и дёргали, пока наконец не вмешалась бабушка и не разогнала всех по местам.
Да, здесь, в Ленинграде, не прошло и минуты. Точнее, не прошло и тридцати секунд. Никто ничего не понял, Юлька просто встала и пошла, в неё вцепился Игорёк, а потом они оба исчезли. Никаких тебе «порталов», вообще ничего. И наблюдать за ними было невозможно. Однако все не успели даже как следует испугаться, потому что пропавшие объявились обратно правда, в совершенно иной
одежде.
После этого они все отправились домой к Онуфриевым Миша, Паша и Стас заявили, что немедля умрут, если не услышат самого подробного рассказа о случившемся.
Они долго, бесконечно долго пили чай с булочками, распространявшими по всей квартире упоительный запах корицы, а Юлька с Игорьком рассказывали, сменяя друг друга.
Стаса и Мишу больше всего интересовал сам перенос; Паша дёрнулся было сперва что-то записывать, но Мария Владимировна это заметила и карандаш с блокнотом у провинившегося немедля конфисковала.
И потом, когда ученики профессора отбыли по домам, тут же затеяв новый спор об «источнике энергии переноса» и «уравнениях эфира», чета Онуфриевых снова села внимать повествованию наших путешественников, только теперь уже про саму жизнь.
Бабушка слушала Юльку, её девчоночьи рассказы про мороженое, сладости, магазины, наряды; слушала, прикрыв глаза, и улыбалась. Дедушка слушал тоже, переспрашивал, потом достал вдруг старую-престарую, потёртую, пожелтевшую тетрадь, где выцветшими фиолетовыми чернилами шли какие-то записи, полистал, стал спрашивать, а не видели ли Юлька с Игорем такие-то и такие-то магазины в таких-то и таких-то местах, и когда ребята дружно кивали, радовался, словно ребёнок.