Крупное, некрасивое лицо Софьи порозовело, в глазах появился блеск. Свободной рукой она коснулась головы своего гостя и зарылась пальцами в курчавые волосы.
Потерпи, дружок. Забот много государственных. С академией тоже не все ладно, улыбалась она, тоже опускаясь на пол, где и расположилась рядом с Голицыным. Продолжала касаться его волос, нежно проводя пальцами по лбу, щекам. Еще Нарышкины никак не успокоятся, все братца Петьку на трон прочат, посмурнела она, вспомнив про угрозу своему правлению. Среди бояр и стрельцов воду мутят. Сказывают, что не место бабе на троне. Мол, плохая я государыня, слабая и жалостливая Помнится мне, у тебя какая-то думка была, как мне силу свою показать и трон упрочить.
С тяжелым вздохом она подвинулась ближе к мужчине и положила голову ему на плечо.
Есть одна задумка, Софья. Нужна войной на крымчака пойти. Помнишь, в прошлом месяце посол ляхов про это говорил. Мол, вся Европа против османа поднялась. Много грошей нам предлагали, чтобы мы походом на Крымское ханство пошли, приобняв ее, развивал Голицын свою мысль. Таким походом ты и свою силу всем боярам явишь. Покажешь, что настоящая государыня.
Софья Алексеевна вздрогнула, услышав про войну. Повернула к нему свое бледное лицо.
Осилим ли? Ведь там рядом османы. Сразу за крымчаков вступятся, обеспокоилась она.
Голицын еще крепче обнял ее, успокаивая тем самым. Вообще, мужчина являл собой саму уверенность. Расправил плечи, уголки рта раздвинулись в снисходительной улыбке.
Осилим, моя голубка. Османы сейчас с ляхами и франками будут заняты. Вся армия у них там, с пушками и кораблями. На нас никого и не останется, уверенным голосом говорил он. Обязательно с крымчаком справиться. Сам во главе армии встану, царевна тихо ахнула при этих словах и обеспокоенно вцепилась в его ворот. Не бойся, Софьюшка. С победой вернусь, и тебе послабление будет. Глядишь, может с Божьей помощью, после и обвенчаемся
Долго они еще так разговаривали-говорили, миловались. Слышался уверенный голос Голицына, воркующий голосок Софью, звуки поцелуев.
После, когда подошло время полдничать и за дверьми опочивальни стали чаще раздаваться тихие шаги личной служанки государыни, Софья начала вставать с пола. Не сразу, правда, получилось. В спине то и дело простреливало.
-//-//-
Дмитрий, виновато потупив голову, стоял перед ректором академии, высоким худым мужчиной лет сорока сорока пяти, одетым в потрепанную и многократно стиранную монашескую рясу темного цвета. Ректор, Софроний Лихуд, был выходцем из греков, внешним видом, правда, совсем не напоминая классического жителя Пелопонес с его характерным профилем, прямым носом и тяжелым подбородком. Лицо его было «лошадиным», вытянутым, с невыразительными тусклыми глазами, оживавшими лишь тогда, когда речь заходила о математике.
Хм Что же ты, вьюнош, ведешь себя с таким непотребством? держа в руке письмо от игумена Дионисия, укоризненно качал головой ректор. Глаза его так и сверлили Дмитрия, с одежду которого стекала грязная жижа. Пришел знаний и мудрости набираться, а творишь такое. Нагрубил своему будущему товарищу по учебе, лаялся на него непотребными словами, испачкал свое платье. Нехорошо.
Знатный косяк! Дмитрий еще ниже опустил голову, чтобы не было видно его искаженного злостью лица. Он бы сейчас того толстяка, что его толкнул в грязь, голыми бы руками разорвал. Останки же после истоптал ногами в жижу.
А, знаешь, кого ты обидел? вдруг спросил грек. Дмитрий, подняв голову, отрицательно покачал головой. Откуда было ему знать. Ведь, он здесь первый день и этого ученика, вообще, первый раз видел. Вижу, правду рекешь. То, старшой сынок боярина Михаила Петровича Воротынского, самого главы Разбойного приказа, Лихуд внушительно поднял палец к небу. Мол, почувствуй значимость.
Дмитрий, правда, почувствовал. Хреновая новость! Нажить себе на пустом месте такого врага, это нужно было постараться. Сына самого главы Разбойного приказа по матери обложил!
Ты бы, вьюнош, пошел и повинился. Скажешь, так мол и так, не со зла такие непотребные слова сказал, принялся его учить
ректор, видимо, не желавший иметь в стенах академии конфликтов. Действительно, зачем ему разборки между учениками? Здоровья и настроения это никому не прибавит. Поклонишься лишний раз, спина, чай, не отвалится. Не хочешь? Гордость сие в тебе говорит. Негоже то для христианина, тем паче для незнатного вьяноша
Да он и сам понимал, что ему сейчас эта разборка никак не нужна. Только мешать будет в осуществлении его планов. Только и другое обстоятельство Дмитрий понимал: простым поклоном и банальными извинениями тут не отделаешься. Сынок Воротынского, судя по его виду и настрою, был той еще тварью. Такой «все соки выпьет», «гнобить» будет так, что руки на себя наложишь. Есть такие уроды, которые просто наслаждаются чужими унижениями и страданиями. Их «хлебом не корми, дай поиздеваться». Наконец, нельзя было забываться, что Дмитрий был, пусть и незнатным, но дворянином. Прилюдное покаяние для него сейчас было унижением.
Нет, батюшка, выдавил из себя Дмитрий, когда замолчал ректор. Не виноват я. Ни кого я не обзывал. Лжа все это. Наоборот, передо мной должны извиниться. Меня толкнули. Платье мое испачкали. Сами видите.