Конечно, до этого еще нужно дойти но это никак не фантазия! И если бы, например, такую ребятню, минуя тюрьму, прямо к нам направляли, на место…
– И то не всегда! – заметил Кирилл Петрович.
– Ито не всегда, – согласился начальник. – Я уверен, например, что для такого, как Шелестов, достаточно было суда, одного факта суда, и все! Вы заметили, как он смутился, когда я спросил его о прошлом?
– Вот именно! – как бы даже обрадовался Кирилл Петрович. – Кстати, Макаренко, как известно, был против всех этих напоминаний.
– Да, это известно! – перебил его подполковник. – Макаренко считал, что все должно быть оставлено за порогом. Но… но, Кирилл Петрович! Иногда не мешает подумать и самим, без ссылок и цитат. Честное слово! Времена-то меняются!
– А почему должно меняться наше отношение к ребятам? – упорствовал Кирилл Петрович. – Ребята ведь те же!
– Не знаю! – усомнился Максим Кузьмич. – И те же и не те же. Вопросы эти большие, и не здесь их решать, но на учебно-воспитательном совете поговорить о них не мешало бы. Разве наши ребята такие же, как у Макаренко? И уровень другой, и путь другой. Во времена Макаренко – беспризорность, голод, разруха, наследие прошлого. Стихия! У нас – другое. Все – тоньше, глубже, сложнее. Теперь это преступление против нашего настоящего.
– И против будущего, – добавил капитан Шукайло.
– И против будущего! – согласился Максим Кузьмич. – Значит, и относиться к нашим ребятам нужно по-другому, и, может быть, не помешает иногда и напоминание. Не простое напоминание. Осознание! Не укор, а оценка! Элемент сознательности, активности в переоценке своей жизни. Так, по-моему!.. И вот этой активности, осознанности Шелестов пока не обнаружил.
– Какая у него статья-то? – поинтересовался майор Лагутин.
– А какое это имеет значение: статья, срок? – ответил ему начальник. – Важна степень преступности и развращенности. У Шелестова все это наносное, и с ним решаем так: все эти песни, напетые тюрьмой, в нем нужно глушить и всю тюремную наволочь счищать. Сегодня же в работу, на строительство клуба. И сразу же в производственную мастерскую. Обязательно!
– В какую? – спросил капитан Шукайло.
– Выясните. И интересы его выясните, и наличие мест. Выясняйте и определяйте. Так же будем решать и со школой. На него нужно активное и энергичное воздействие. Чтобы тянулся, а не раскисал! Вот такую задачу и поставьте перед учителями, Николай Петрович! И вы, Кирилл Петрович, тоже обратите внимание.
– Понятно.
– Поехали дальше. Кирилл Петрович, раз уже сели у дверей, будьте любезны, пригласите Шевчука.
Шевчук вошел с форсом, надвинув на один глаз клетчатую кепку, руки в брюки, с иронической ухмылкой на лице. Он выдержал упорный взгляд подполковника и вызывающе отставил ногу.
– Кепка! – строго сказал подполковник.
Мишка посмотрел на него, как бы не понимая, в чем дело.
– Снять кепку. Стать как положено!
– П-жалуйста!
Шевчук не спеша стащил кепку с головы, чуть-чуть подтянул выставленную вперед ногу, и вдруг уши у него задвигались, как у овчарки.
– Брось паясничать! Не в цирке! Фамилия? – спросил подполковник.
– Там все прописано. Чего зря спрашивать? – процедил сквозь зубы Мишка, и теперь волосы на его голове стали ходить взад и вперед.
Но и это ни на кого не произвело впечатления, а подполковник стал еще строже.
– Изволь отвечать. Фамилия, имя, отчество?
– Ну, Шевчук, Михаил Илларионович. Как Кутузов.
– Похож! – раздался чей-то иронический голос.
– Вторая судимость?
– Ага!
– Что за «ага»?.. Первая за что?
– А я не запоминаю разные варианты.
– Освобожден досрочно?
– Досрочно.
– И опять.
– Как видите.