Савелий Витальевич, склонившись над превращенным в волка мальчишкой, бодро принялся орудовать ножом, снимая шкуру. Слишком умело, слишком мастеровито. Думать, скольких он так вскрыл за свою долгую жизнь, не хотелось Савелию Витальевичу было хорошо так за шестьдесят, если не больше. За ножом тянулась красная дорожка из крови. Михаил не выдержал, отвернулся. Знал, что Паше не больно, знал, что под волчьей шкурой сохранилась человеческая кожа, и что снимается шкура легко после разреза, но все равно было Он впервые не находил слов. Наверное, все же противно. Это же ребенок.
Николай Евгеньевич,
воткнув глубоко в снег двенадцать ножей, напомнил:
Перекувыркнуться надо через все. И не дрейфьте так, Михаил Константинович, не вы первый, не вы последний. До крещения Руси, если вы не знали, у некоторых князей в дружинах сплошь волкодлаки служили. И хорошо служили, пока кромешники из своих теневых щелей не вылезли.
Он склонился над своим рюкзаком и достал из него заговоренные нитки и иглу.
Раздевайтесь, шкура почти снята. Сейчас наденете и зашьем её на вас, он противно так хохотнул. Или Михаил сейчас все не так воспринимал слишком болезненно, слишком близко к сердцу, точнее к коже, которая на морозе тут же пошла мурашками. Он переступал босыми ногами на снегу, надеясь, что не успеет отморозить их.
Шкура противно воняла кровью и зверем. Игла то и дело вместе со шкурой задевала кожу, пришивая и её.
Николай Евгеньевич подхохотывал, поясняя, что так быстрее приживется. Михаилу так и хотелось сказать пару ласковых, присоветовав самому себе так шкуру пришить. Он закрывал глаза, давился словами и болью, терпел и ждал отцу было хуже, ему в одиночку самому пришлось с себя шкуру срезать. Паше и Никите тоже было больнее и страшнее в разы они всего лишь дети. Он же взрослый.
Ему бы хоть один намек, хоть одну подсказку, что он делает все правильно. Или леший окончательно уверился, что Мишка Иван-дурак и только на дурости и способен? Хоть один знак
Только знака не было.
Молчал лес.
Молчали небеса.
Хохотал непрестанно Николай Евгеньевич.
Иголка споро пришивала шкуру прямо к коже колдун перестал сдерживать свои порывы. Или просто руки у него затряслись от усталости?
Безудержно клонило к земле. Ноги подрагивали. Хотелось рухнуть на руки Точнее уже лапы и куда-то бежать. Непонятный голос что-то требовал, что-то вроде о кувырках, но хотелось только впиться в горло говорящего, чтобы заткнулся и перестал хохотать.
Михаил Константинович Волков двадцати девяти лет от роду куда-то исчез. Зато появился кто-то иной, кто-то с более острых нюхом, непривычно странным зрением, живущий в ставшем почти черно-белым мире. И этот кто-то сдерживаться не стал лапой цепанул по очередному смешку, перекувыркнулся через причиняющие боль ножи и понесся прочь с капища, положась на свою новую судьбу.
Глава сорок вторая, в которой время бессмысленно тянется
Только когда Илья Дмитриевич, оставшийся на ночное дежурство, кашлянул и в который раз напомнил, что время позднее часы на стене уже девять вечера показывали, Ирина собралась и поехала домой. Комнату она снимала далеко за Уземонкой, в бывшем Сосновском поселке. Ближе, даже с учетом выделяемых управой денег на жилье, она ничего не могла себе позволить снять. Из-за осеннего землетрясения цены на жилье откровенно кусались. Хорошо, что у неё был её магомобиль. Без него Ирина не знала бы, что делать добираться с Уземонки на службу пешком нереально, а извозчика нанимать ей не по деньгам.
Ехала она медленно дорогу после снегопада не успели почистить. Или вообще не собирались чистить из-за того, что многие до сих пор предпочитали зимой сани? Вдобавок то и дело дул ветер, бросая охапки снега в лобовое стекло.
Лес подбирался все ближе и ближе к дороге. Где-то в темноте прятались дома, только фонарики аншлагов и были видны. Уличных фонарей здесь отродясь
не бывало. Света фар только-только хватало на дорогу скоро снова заряжать магкристаллы. Хорошо бы, чтобы они дотерпели до воскресенья, тогда Ирина сможет сделать это сама: в субботу заправит, а в воскресенье отлежится после эфирного истощения.
Ирина напевала себе под нос незатейливую песенку, которую крутили по радио. Настроение само собой поднималось она даже улыбаться стала. Дорогу она любила. И скорость, но сейчас ехать быстро было опасно.
Откуда-то сбоку, с горы Ежихи, которую дорога старательно огибала, раздался волчий вой день святого Филиппа давно прошел, началось время волчьих свадеб, когда волки перестают бояться людей и сбиваются в стаи. Странно, что так близко к городу волк подобрался. Хотя до защиты дома осталось всего ничего глупо бояться волчьего воя.
Со склона, который тут круто уходил вверх, почти нависая надо дорогой, сиганула длинная, ловкая, черная тень. Волк! Ирина выругалась и утопила педаль акселератора в пол. Ей же всего ничего оставалось добраться до дома!
Магкристалл в сердце мотора не выдержал резко возросшей нагрузки и с громких хлопком взорвался. Машину тут же повело юзом, и Ирина принялась бешено выкручивать руль, уже понимая, что управление она потеряла. Только и оставалось выжимать педаль тормоза, надеясь на судьбу. Магомобиль вынесло с дороги и хорошо так кувыркнуло через капот, поставив на крышу.