Кто стрелял, не ты разве?
Вот уж чего-чего, а тревоги в голосе Маришки хватило бы на сотню человек! Поэтому Андрей лихо соврал:
Так пару раз всего, и то для острастки, на всякий случай. Белка гавкала, я и подстраховался. А долго ливень пережидал. Устал я, надо переодеться и спать, пойдём, кузнечик мой любимый!
Враль, беспардонный враль! Тебе надо на конкурс лжецов враз победишь. И как я сразу не поняла!
Что я такого наврал?
Дед! окликнула Маришка, обернувшись к огороду. Проснулся наш герой, иди.
Кузьма неспешно шёл от омшаника, поднимая маску. Пчелы понемногу отставали, возвращаясь к улью. Лишь несколько штук жужжали, выползая из складок сетки, отброшенной на тулью шляпы.
Ты сколько раз в медведя пулял?
А что, разве попал? вопросом на вопрос ответил Андрей, понимая, что разоблачён.
Шесть дырок. Только зачем дробью? Пули бы и одной хватило, а так всю шкуру испортил. Пули же красные, под правую руку вставлены. Чего не нашёл? Да ладно, не тушуйся. Пойдём, отметим Я шкуру снял Выделаю, вам подарю. Ты чего, паря?
Андрей Полоцкий стоял перед громадной лохматой шкурой, в которую его можно было завернуть, закатать, словно в персидский ковёр. Его обуял жуткий страх, небывалый страх страх смерти. Он вдруг представил, как громадная когтистая лапа сбивает его, а клыки вонзаются в тело и разрывают на мелкие клочки. И он закричал, бессильно оседая на землю.
К вечеру его отпустило. Настроение поднялось, а после чашки крепкого чая они забрели в березняк, собирая грибы. Там было так уютно, что у Андрея появилось мужское желание, которое любимая женщина тотчас удовлетворила, блаженно постанывая и счастливо улыбаясь небу.
Когда утомлённые любовники лежали, глядя в кроны, где сквозь мельтешение зелени просвечивала голубизна, совсем рядом неторопливо проскакал тучный заяц. Андрей хлопнул в ладоши, отчего косой всполошился и задал стрекача. И тут, как наказание, пришло сердцебиение, нахлынула слабость. В глазах снова потемнело, и очень нескоро голос Маришки пробился сквозь его обморочную глухоту:
жешь? Или я за дедом сбегаю, а ты полежишь? Ты меня слышишь? Встать сможешь? Господи, дура, что же я наделала, зачем согласилась лесом идти!
Не причитай, я в порядке, сглатывая слюну, которая обильно заполняла рот, успокоил её Андрей, переворачиваясь
на живот.
Ему стоило больших усилий отжаться от земли, стать на четвереньки. В позе табурета он долго переводил дух, копил силы. Затем усилием воли заставил руки сжаться вокруг ствола берёзки, и потащил себя вверх, как на уроке физкультуры взбирался по шесту. Перед лицом маячило белое продолговатое пятно, испещрённое чёрными пятнами. Голова отстраненно сделала вывод, что так должна выглядеть береста, но почему-то резкость не наводилась, словно глаза разучились это делать. Стоя в полный рост, Андрей пережидал странный шторм, который сильно колыхал землю только березка спасала, как надёжный якорь.
Наконец, земля успокоилась, но зрение не восстанавливалось, мир оставался расплывчатым, нечётким. Пришлось просить Маришку работать поводырём. Дорога к пасеке оказалась очень длинной и трудной. Особенно мешала трава, которая так и норовила зацепить кроссовые «адидасы», которые, как назло, отличались рифлёной подошвой.
Что случилось, Андрюша? прогудел дед Кузьма, тёмным силуэтом возникший сбоку.
Плохо стало, голова закружилась, и зрение как оборвалось
Это бывает, философски заметил старик, обнимая Андрея за талию с другой стороны от внучки. Мариша, кипяточку спроворь, а я травок своих заварю. И не хлюпай носом!
Прочный стул с высокой спинкой и подлокотниками придал уверенности, а горячий чай с тонким ароматом и горьковатый мёд вприкуску бодрости. Спустя каких-то полчаса Андрей почувствовал себя вполне прилично. Острота зрения вернулась, он рассмотрел лицо любимой и расстроился красные глаза неопровержимо свидетельствовали, что она плакала.
«Из-за меня, подумалось ему, вот подарочек нашёлся! Чёрт меня дёрнул с ней встретиться, навязаться в любовники. Жила бы себе спокойно, а теперь вот сам подыхаю и её убиваю! Нет, надо что-то делать, так не годится!»
Виноватя себя, Андрей не собирался показывать зло, выпускать его наружу, потому завел с Кузьмой степенный разговор о чае и горьковатом медке. Старик охотно пояснил:
Лимонник и жимолость, свежие. Я их спецом на тощую почву высадил, они же чем яростнее за жизнь борются тем ядрёнее. И медок горчит не так просто, он с горных цветов снят. Видишь дальний обрыв, по нему вьются Да вон, в то окошко глянь, по скале над уступом, аккурат на два улья Нет, как цветы зовутся, не знаю.
К вечеру головокружение прошло, но слабость осталась. Преодолевая её, Андрей прополол на огороде угол, где росли кусты лимонника, и вскопал глинистую, каменистую почву, чтобы расширить плантацию. Маришка трудилась рядом, оттаскивая в компостную кучу охапки выкорчеванных сорняков. Кузьмы только хмыкнул:
Зря. Сказал же им чем труднее, тем они сильнее. Ну, ладно, вскопал, так вскопал, уже молодец, и принёс им в летний домик кисет сушёных ягод жимолости. Заваривай, пей постоянно. Давление снижает.