Иди, шипит мама и вскидывает руку на Вестара, который возмущенно всхрапывает, зверь тупой, Тина. Ты либо кровью и плотью
накормишь, либо вырвешь озабоченных мужиков женским очарованием.
Не говори такое, кутаюсь в простыню.
Слушай маму, шелестят кусты голосом Жреца. Она в этом вопросе большая умница.
Кидаю взгляд на папу, который опять со сдавленным рыком обрастает шерстью и жутко похрустывает позвонками.
Ведь я должна была сообразить, что не будет все просто и легко со сделкой. И я не спасла отца. Он все еще страдает под угрозой скорой смерти. Кровью, конечно, не кашляет, но никак не может взять под контроль метаморфозы.
Куда идти? едва слышно спрашиваю я.
Мама кивает направо. Делаю несколько шагов, и она вздыхает:
И пой песни, Тина. Голос одно из оружий женщины.
Глава 19. У нас была сделка!
И он, кажется, мне настороженным, и он будто чего-то ждет.
В ступни впиваются редкие острые колючки, но я не останавливаюсь, потому что если сделаю передышку, то кинусь в ужасе прочь.
И я напеваю под нос незатейливую песенку о скромной пастушке, которая пасет на лугу глупых овечек, а эти овечки от нее разбегаются:
Куда же вы милые? Вас ждут топи гиблые Там волки злые с клыками большими
Медленно выдыхаю и пою дальше.
Овечки от пастушки все разбежались. Кто-то утонул, кто-то упал с обрыва, кого-то сожрали.
Страшная песня, от которой я покрываюсь мурашками и хочу плакать. Пастушку же не ждет ничего хорошего. Она растеряла всех овец.
Ветер затихает, тени сгущаются, и чириканье пташек становится зловещим. Анрей и Эрвин близко.
Потеряла я всех овечек
Невидимая тропа выводит меня на лужайку. Пара шагов по мягкой траве среди встревоженных желтых бабочек, и из теней выныривают с рыком Анрей и Эрвин.
Бедные мои овечки голос мой снижается до писка, лить мне слезы теперь у бурной речки
Резко притормаживают, огрызаются друг на друга. Шерсть дыбом, глаза горят и слюни ручьем текут их пасти. В них нет ни тени человека.
Клацают зубищами, пригибают лобастые головы к траве, готовясь к прыжку, и я оголяю плечи, покраснев до кончиков ушей.
Я не хочу, чтобы меня сейчас сожрали два обезумевших зверя, у которых вместо мозгов кипящий кисель.
Было у меня десять овечек, но не осталось ни одной
Зажмуриваюсь, когда они прыгают, но они пролетают мимо с двух сторон, коснувшись меня пушистыми боками.
Оглядываюсь:
Бурная речка примет мои слезы
Раздаются в плечах, встают на задние лапы и под белой шерстью раздуваются мышцы. Тяжело дышат, пускают слюни и утробно рычат, вглядываясь в мои глаза.
Кинусь в речку
Зачем? Анрей скалит клыки, и от его вопроса у меня кишки скручиваются от страха.
В речку зачем? присоединяется к нему Эрвин.
Я не знаю.
Неправильный ответ, Анрей хрустит шейными позвонками.
И братьев вновь тянет к земле, и взгляд тупеет под жаждой крови.
Ладно! Я знаю! вскидываю руку.
Волчьи глаза немного проясняются. Щурятся и тихо порыкивают, ожидая ответа.
Пастушке грустно и страшно, шепчу я. Она всех овец потеряла. Целых десять штук. А это не шутки. Вот и решила сигануть в речку.
Из влажных волчьих носов Анрея и Эрвина стекает ручейками алая кровь. Они тяжело дышат, мышцы простреливают судороги.
Продолжай, хрипит Эрвин.
Наверное, она их любила, шепчу я. И ей жалко овечек, которые были когда-то ягнятами, а ягнята очень милые и ласковые. Они любят, когда их гладят
Мне надо удержать на себе внимание Эрвина и Анрея и вытянуть их из плена животной ярости. Протягиваю ладони к их уродливым мордам. Простынь сползает на траву.
Рычат с тихим предостережением. Медленно выдыхаю и касаюсь их шерстистых щек.
Тише
Одергиваю руки, когда они во вспышке ярости вздрагивают, огрызаются и хотят цапнуть меня. Отпрыгивают от меня взъерошенными волками, урчат, накидываются друг на друга и кружат вокруг меня, раскрыв пасти, их которых тянется кровавая слюна.
Вы даже знать не знали тех, к кому бежали, тихо говорю я, ни разу не видели.
Бросаются ко мне белыми тенями, но резко меняют направление, будто их кто-то дернул за поводки в сторону. Спотыкаются, потеряв равновесие, и падают. Их бока тяжело вздымаются под хриплые выдохи.
Закрывают глаза.
Умирают.
Они умирают!
Лес стих, прислушиваясь в их дыхание.
Пирожные! взвизгиваю я, сжимая кулаки. Я обещала вам пирожные! И никто из нас не отказывался от сделки! И вы дали слово их съесть! И его принял Лес!
Глава 20. Вот мерзавка
Кровь и в их ушах, и в уголках их мутных глаз. Глухо рычат, срываясь на всхрипы, когда я их трясу.
Слово Альф закон! в отчаянии кричу я. Мне не было сказано о смерти! Не смейте!
Лес ждет.
Не смей! хватаю за уши сначала Эрвина, вглядываясь в его морду потом Анрея. Не смей! Мы не закрыли сделку!
Меня бьет крупной дрожью, и мне остается только кричать в бессилии перед жестокостью Леса и Луны. Вот от любви не умирают! Да, она делает больно, но она не убивает, как эта гадкая Истинность!
Анрея и Эрвина пробивают судороги, и я вою в отчаянии, накрыв лицо руками.
Умоляю заклинаю Отец наш Солнцеликий Они же и твои дети Они и под твоим светом ходят Без твоего Света и Леса не было Не дай им умереть, поднимаю лицо к солнцу, что выжигает глаза, но я не смыкаю веки, защити их, если Мать луна не в силах этого сделать