Ты мне перечишь?
Не надо было опускать щитов, чтобы заметить ужас в глазах верзилы. Кузнец дернулся нервно, отпрянул, пошел красками, лицо его перекосило от страха, а Арман тихо, едва слышно, продолжал:
Ты чуть было не убил человека... Без моего приказа. В моем доме. И осмеливаешься мне перечить?
Мой архан... всерьез испугался кузнец, продолжая пятиться к сараю.
Арман лишь криво улыбнулся. Эдлай прав, он был излишне мягок и податлив, он распустил своих людей. И если сегодня в очередной раз смилостивится и не накажет, завтра будет хуже.
Мой архан, вторил кузнецу другой голос. Не надо... прошу.
Арман сам себе не поверил: чужие руки обхватили его колени, не давая ступить и шагу. Арман попытался вырваться, но пришлый держал крепко, продолжая шептать глупые слова:
Не из-за меня. Не порть свою душу из-за меня. Я этого не вынесу, мой архан! Умоляю, не из-за меня!
Порть? Арман резким движением высвободил ноги из чужих объятий, бросил последний взгляд на мальчишку и смутился светлые глаза горели преданностью. Не страхом, которого так много было в слугах, не боязнью наказания а невесть откуда взявшейся, шальной и глупой радостью. А ведь знал же, кем был Арман на самом деле, знал и все равно не боялся. Воистину глупый.
Но на душе почему-то стало тепло и спокойно.
Ты меня слышал, сказал Арман кузнецу. Головой за него отвечаешь.
На этот раз кузнец не возразил. Не осмелился. Боится, сволочь! Не зря боится, если бы не умоляющий вгляд пришлого... Арман в раздражении кинул в песок кнут: проклятие! Что здесь вообще происходит и почему это все происходит именно с ним!
Скорее бы в столицу! Скорее бы забыть эту паршивую глушь и этих суеверных крестьян. Скорее бы!
10. Рэми. Кара
Все тело болело, будто его целую ночь мяли, как тесто, пытаясь придать другую форму. Жгли царапины, ныл бок, во рту застыл соленный вкус крови. Сглотнув и подавив тошноту, Рэми заставил себя съесть половину булочки и выпить все молоко, потом аккуратно сложил на сундуке одеяло с подушкой, пригладил ладонью одежду и волосы Брэн учил быть опрятным взял поднос и, толкнув плечом дверь, понес нетронутые булочки на кухню. Он понимал, что всего лишь слуга в этом доме. Хоть и почему-то любимый, а все же слуга. Что ему не должны прислуживать, как архану, убирать за ним, приносить еду, уносить после пустые тарелки. Он вошел на кухню, в дверях разминувшись с розовощекой смешливой служанкой, поставил поднос на стол у двери и выскользнул раньше, чем его заметила толстая повариха.
Начались бы вопросы, почему он так мало съел, охи и вздохи, какой он худой и запуганный, ласковые уговоры съесть чего-нибудь и удушающая забота, которую сносить было сложно.
Не зная, куда себя деть, и вовсе не желая попадаться на глаза управляющему, которого
наверняка не обрадовал уничтоженный розовый куст, Рэми вышел в сад, укутавшись в тонкий плащ. Ветер, что за домом лишь слегка ощущался, гонял по небу лоскутья туч. Мягко покачивались ветви яблонь, скидывая на тропинки последние капли дождя, пробивались через прошлогодние листья еще мягкие и нежные стебли упрямой травы, пестрели синие кисти мышиных гиацинтов, белые звездочки подснежников и желтые весенника. Белым и синим ковром раскинулись у дорожек крокусы.
Услышав невнятный шум разговора, Рэми спрятался за будкой садовника, в которой хранились инструменты, и вздрогнул, когда понял, что остановившиеся в двух шагах дозорные разговаривают о нем:
Ну, пожалел волчицу, выпустил, мальчишка же. Сам молодым не был?
А ты подумал как? Эта бестия трех деревенских разорвала раньше, чем ее поймали. Все лето выслеживали, выследить не могли. Сколько скота побила, не счесть, а как ее выводок подрос, так и вовсе спасу не стало. Умная, зараза. И свирепая. А тут мальчишку к себе подпустила...
Брэн вернется из соседней деревни, пусть и разбирается. Его щенок. Нам бы теперь волчицу выследить да прибить от греха подальше. Если волчица еще кого порвет, щенок себе не простит.
Что за дело мне до Рэми?
А должно быть. Когда его не было, Жерл совсем зверел. Хороший он, справедливый, но горечь даже сильных мужиков к земле жмет. Я не знаю чем и знать не хочу, но с тех пор, как мальчишка появился в отряде, сразу спокойнее стало. И для меня это важно. И для тебя будет важно, если не хочешь за мелочь на конюшне быть выпоротым. Как раньше.
Старшого и снять можно.
Язык придержи, Дал. Молодой ты да неопытный. Жерл это тот, кто отряд на себе тянет. И благодаря ему у нас есть и что пожрать, и что выпить. И спину он за нас подставит, не раздумывая, если придется. Уже не раз подставлял. Оттого мы ему и верим, как себе. И мальчишку его хранить будем, как одного из нас. Запомни это... если хочешь на границе остаться. Иначе тронуть тебя никто не тронет, но, коль что, и на помощь тоже не придет. А одному у предела смерть.
Что в нем хорошего-то?
А плохого что?
Так рожанин же, слуга, крестьянин. Не понимаешь?
Понимаю, что молод ты и глуп. Временами слуги ближе родных бывают. Потому что верны и не предают...
Шаги затихли, а Рэми еще долго сидел и не двигался, глядя в одну точку. Он вдруг вспомнил слова Жерла о том, что волчица свирепая была, что резала овец, оказывается, и людей, что деревне покоя не давала. И Рэми ее выпустил...