Арман бегал всю ночь, но никого не убивал. Иначе бы виссавийцы к нему близко не подошли, и ты это знаешь.
Арман скривился. Ну да, царапин на ладонях не было. И голова не болела, и лихорадки как не бывало. Опять над ним целители поработали, на счастье, пока он был в забытье, оттого и боли не помнил.
И все же.
Я вижу, что ты не понимаешь, продолжил Эдлай. И потому хочу, чтобы ты забыл. Родители Армана ларийцы, оба, отец его после смерти жены стал телохранителем нашей повелительницы, приехал в ее свите в Кассию и привез своего первенца. Но он лариец... а при ларийском дворе оборотни все.
И повелительница? ужаснулся Люк.
Ты задаешь неправильные и даже опасные вопросы, а говорим мы сейчас об Армане. То, что мальчик оборотень, вовсе не беда. И не смотри
на меня так. Как и ты, я режу без сожаления тех тварей, что перебираются к нам через ларийскую границу, но и сами ларийцы их режут. Это оборотни, которые застряли в зверином обличие, потеряв рассудок, обычных же ларийцев от людей не отличишь. И даже будучи зверем, они так же разумны, как и будучи людьми.
Но Арман...
Арман был напуган и поддался эмоциям. Это его первое перевоплощение, оно было для него неожиданностью. Я честно думал, что до этого не дойдет, что привезенных из Ларии трав хватит, кто же знал, что его гнев и боль прорвут блокаду? В Ларии бы сейчас устроили пир, радовались бы за мальчика. У нас... не поймут. И потому ты должен молчать о том, что видел... помни, Арман глава Северного рода.
И ты не пришлешь ко мне магов?
Пришлю к твоим людям, а ты проследишь, чтобы они все забыли. И будешь следить за тем, чтобы Арману каждый день варили зелье, и сделаешь все, чтобы научить его сдерживаться. Ты же сам хотел... помнить. Но ты дашь мне клятву, что никогда не выдашь и сделаешь все возможное, чтобы сохранить тайну Армана: я не хочу подвергать воспитанника опасности разоблачения.
Арман вернулся в кровать и притворился спящим. Вскоре он и в самом деле заснул, а, проснувшись, даже почти поверил Эдлаю, что это был всего лишь страшный сон. Что Вороной Армана сбросил и в поместье не вернулся, наверное, его выловили разбойники, и что Арман сильно приложился головой о ствол бука, потому ничего и не помнит...
Управляющего, потерявшего дочь, перевели в другое поместье, а архан, встретивший в лесу девчонку, как-то не вернулся с охоты. Говорили, что утоп в болоте, но что случилось на самом деле, не знал никто. Вернее, не хотели знать.
***
Пришла весна, дождливое лето закутало все вокруг в серые сумерки. Спать хотелось невыносимо... однако Арман читал. Хотя буквы и расползались перед глазами, но с того дня он ни разу не подписал ни единой бумаги, не вникнув в каждую ее строчку.
Он помнил Аринку. Все время помнил. И урок выучил хорошо ошибки главы рода могут стоить жизни простым людям. А о том, что однажды ночью он был зверем, Арман вспоминать не хотел. Как и о предсмертном визге зайчонка и странном мальчишке, накормившем его сырой рыбой.
Все это всего лишь сон... дикий и глупый сон...
***
Между заказами Лис спал. И тогда волны воспоминаний захлестывали с головой, синяя тьма, через которую с трудом пробивался свет солнца, манила в прохладную глубину... и лишь ускользающий через пальцы разум держал на поверхности, тянул за собой, ни на чем подолгу не останавливаясь. Заставлял давиться соленой водой, слепнуть от брызгающей вокруг пены. А внизу, под волнами, мелькали давно забытые лица и места... родной дом. Старая яблоня под окном. Сгорбившаяся, вечно ворчливая соседка. Отец... тихая и ласковая мать...
Лис хотел было вглядеться в ее лицо, вспомнить цвет ее глаз. Зелень. Выцветшая от вечных слез зелень. И запах мяты от ее одежд... Виноватый, затравленный взгляд, когда его продавали темному цеху. Мягкий шелест дождя и сладковатый запах цветущей ивы.
Колдуну все равно нет у нас места, уговаривал пьяный, как всегда, отец, принимая золото из рук человека в темном плаще.
Человек подошел к одиннадцатилетнему тогда Лису, пронзил взглядом душу до самого дна, довольно улыбнулся и окатил болезненной волной силы. Теряя сознание Лис чувствовал, как его грубо кинули в повозку. Больно ударившись плечом о жесткий борт, он кивнул в ответ на тихий шепот:
Даже не думай сбежать.
Потом была темнота подвала. Липкий ужас, когда никто не приходил целыми днями, и казалось, что ты один на этом свете. Ты и этот дом, полный едва слышимых звуков скрипа половиц, приглушенных голосов, перестука маленьких лапок вдоль стен. И жажда... вечная жажда, что была страшнее холода и голода.
Однажды они пришли. Привели с собой светловолосого мальчонку, втолкнули его в подвал и сказали:
Убей!
Лис убил. Долго валялся в лихорадке, но выжил. Убивал после этого легко, будто играючи. Был послушным и делал то, что от него требовали: убей, найди, принеси! Слушал неразговорчивых, скорых на наказание учителей, которые помогали справится с бушующей внутри силой, и не жил, полз от дня к дню, зависая ночами в странных снах.
В тот день миновало уже семь лет с тех пор, как Лис служил цеху. За окном весна утопала в дождевой дымке. Пряный аромат магии отозвался в груди болью, когда Лиса связывали с заказчиком клятвами. Раньше подобного не требовали. Раньше говорили убей, сделай, принеси, и Лис подчинялся. Раньше он не видел заказчиков... теперь его заказчику продали. Мало того, из него сделали марионетку, что даже слова против сказать не мог. Не имел права.