Рэми вдруг вспомнил острый вкус ее отчаяния, смешанный с несбыточно шальной надеждой маленькую капельку эмоций в море других. Чуть скосив глаза, не обращая внимания на горевший гневом взгляд Ира чужеземец не склонялся пред кассийскими богами Рэми осторожно вслушался в шепот женщины:
Никого не осталось... только я и она. Девочка же еще совсем... И эта лавка. Ну, дура я, что те ткани купила, не заметила... а они попорчены оказались. Прости. Куда же нам теперь идти, когда лавку продадим? Я же ничего больше не умею, ничего не знаю. На что я внучку подниму?
Золото. Почему взрослые думают только о золоте? Стало вдруг горько, еще недавно оглушающая радость куда-то отхлынула. Рэми, стянув с запястья широкий золотой браслет, бросил его на георгины, поднялся и, стараясь не смотреть на женщину, направился к выходу.
Подарок вождя? выдохнул виссавиец. Заговоренный... ты с ума сошел!
Рэми не слушал зло сжав кулаки, он шел к широко распахнутым дверям. Ну почему учитель молит женщину продать этот проклятый браслет? Это всего лишь золото и крупный рубин в обрамлении рун. А дядя еще подарит, и не один, и не два, сколько угодно. Ар говорил, что браслет дорогой, но Рэми не надо. А этой женщине...
Рэми сбежал по ступенькам, даже не заметил, как встрепенулись ожидавшие на храмовой площади дозорные.
Мой архан! окликнули за спиной, но Рэми уже слился с толпой и, мысленно прося людей расступиться, бросился к выходу с площади.
Люди слышали. Сами не понимая почему, давали дорогу, даже не оглядываясь на юного мага, и Рэми побежал к узким улочкам, по которым двигались к замку груженные овощами телеги.
Дорогу! кричали за спиной дозорные.
Брат будет ругаться, учителя мягко выговаривать, но Рэми было все равно. Он не понимал. Ни страха учителя, ни боли женщины, ни окружающей его ненависти. Он так мечтал увидеть настоящий город... и был разочарован.
Женщина в лохмотьях одарила отчаянным взглядом. Ударил слугу высокий архан, опалила душу волна чужой боли. Рэми в ужасе шагнул на дорогу, и тотчас же огнем полоснула по спине плетка кучера, вместе с криком:
Прочь!
Упали под ноги, покатились краснощекие яблоки, взвизгнула собака, получив от толстого мужчины пинка другой, незнакомый мир изумлял и оглушал.
Не трогай меня! закричал Рэми, когда жесткие пальцы впились в плечо.
Впервые ему не повиновались пальцы не разжались, Рэми грубо толкнули в подворотню, и кто-то схватил его за подбородок, заставив повернуть голову:
Какой милый мальчик...
В безумных зрачках незнакомца бился собственный страх. И не двинуться же, не пошевелиться. Тело стало будто чужим, непослушным и тяжелым, а по позвоночнику пробежала капля холодного пота. Дышать...
как же сложно дышать!
Чужие пальцы откинули упавшие на лицо волосы, провели по щеке, скрипящий голос продолжал:
Смотри-ка... благородная кровь. Либо родители золота отвалят, либо продам тебя в дом забвения. Там таких хорошеньких любят...
Хотелось закричать, но грязная ладонь закрыла рот. Рэми вырвался и в тот же миг получил по лицу, кубарем прокатившись по грязной, залитой нечистотами земле. Новый удар пришелся по животу, от боли и страха вывернуло наизнанку. А потом он уже ничего не помнил. Сила, сдерживаемая внутри аккуратно поставленными щитами, вдруг вырвалась наружу, тугой волной хлестнула по стенам. Зазвенели стекла, противно хрустнуло за спиной. Обернувшись, Рэми увидел, как толстый мужчина медленно сползает по стене, оставляя на кирпичах влажный, матовый след. Кровь?
Стало совсем тихо. Улица, по которой недавно катились телеги, вдруг замерла, люди упали на колени, в грязь, там, где стояли. Женщина в лохмотьях противно вскрикнула от страха.
Высший маг, шептали вокруг, и слово «высший» отражалось от стен улицы непонятным проклятием.
Рэми не знал, что делать: все прятали взгляды, все чего-то ждали. Не с восторгом, нет, не с гордостью, как учителя, с ужасом и страхом, который выедал душу. Вот она... настоящая столица. Та самая, в которую Рэми мечтал выйти. Рэми... ненавидят?
Шатаясь, мальчик вышел на мостовую и закричал:
Не трогай! когда к нему подбежал дозорный.
Отойди! приказал дозорному знавший Рэми с пеленок старшой. Оставь молодого архана учителям. Он же высший, если опять напугаешь, костей не соберешь.
И ты меня боишься? засмеялся Рэми. Ты...
Старшой побледнел, но ближе не подошел:
Эррэмиэль, мой архан, прошу вас, успокойтесь. Я не хочу вас снова напугать или разозлить. Вы еще слабо контролируете силу... прошу, дождитесь учителей, не вредите ни другим, ни себе.
«Не вредите?» Рэми слабо улыбнулся, опустил голову, чувствуя, как навалилась на плечи тяжкая ноша. Вокруг, казалось, потемнело. Медленно покатилось по мостовой яблоко. Пискнул на руках женщины и умолк младенец, скрипнула ось телеги, ветер принес к ногам горсть листьев. Как и на вершине храма все вдруг исчезло, растворилось во мраке, остались лишь серые, безжизненные огоньки душ, охваченных ужасом. Целое море серых огоньков, будто в людях и не осталось ни других мыслей, ни других чувств, ничего не осталось, кроме страха, будто одно то, что Рэми стоял на этой улице, все уничтожило...